Забег на невидимые дистанции. Том 2

Внезапное появление Ларса прервало ход ее мыслей. Нина вздрогнула в кресле, когда дверь с грохотом распахнулась, как будто ее выбили ногой. Неужели комиссар его так раздраконил? Стажеры должны были молчать о ее визите. И молчали, судя по удивлению, возникшему на долю секунды на прекрасном лице.

– А! Явилась, – резким тоном констатировал офицер, злобно захлопнул дверь и вошел, по привычке снимая фуражку.

Он всегда это делал в присутствии Нины, как бы демонстрируя доверие тем, что позволяет смотреть на свои волосы, которые прячет от остальных. Но обычно при ней он не вел себя так негативно-эмоционально. Опасался обнажить свою натуру, а теперь уже не видел смысла ее скрывать?

– Видар говорит, Ридли находится на грани исключения. Если все подтвердится, ему не позволят окончить школу. А осталось всего ничего.

Отросшие белые волосы выпали из-под фуражки, рассыпались по плечам, скрыли погоны. Проведя по ним рукой, чтобы откинуть назад, Клиффорд поправил брюки в районе паха и опустился в кресло для посетителей, в котором обычно сидела Нина.

– Не повезло ему, что могу сказать.

Машинальным движением, которое она видела сотню раз, офицер пригладил черный галстук на черной рубашке, сомкнул руки на плоском животе и теперь не сводил с девушки взгляда, еще более презрительного из-за странного оттенка глаз. Однако Нина слишком хорошо знала этого человека: презрением он маскировал радость, вызванную тем, что она вернулась, и они могут наконец поговорить.

– Судя по вене на лбу, кто-то задал тебе трепку.

– Не твои заботы. Зачем пожаловала?

– Отметиться.

– Я снял тебя с программы.

– Серьезно?! Когда… Почему?

– Спустя неделю после того, как ты перестала приходить. Я это сделал, потому что так будет лучше для меня и безвреднее для тебя. Досрочное освобождение. Поэтому можешь больше не приходить. Если ты здесь только из-за программы, разумеется.

Тут он ее подловил, как всегда. В плане манипуляций с этим дьяволом никто не сравнится.

– Неожиданная щедрость с твоей стороны.

– Или хорошо разыгранные паршивые карты. Мой вопрос остается в силе.

С полминуты они буравили друг друга взглядами. Клиффорд старался казаться непринужденным и слегка безразличным, чтобы не переиграть. Разглядывая бывшую подопечную, похоже, удивленную тем, что она больше не под надзором (ведь это рушило ее собственные обвинения, высказанные во время той ссоры, на что и расчет), офицер вспоминал, как они с Сетом мило пообщались в допросной с отключенной камерой в первый день задержания.

Диалог, если его можно так назвать, касался непосредственно Нины, и Ларс питал серьезные надежды, что парню хватит благоразумия больше с ней не сближаться. «Даже если вы просто друзья, это ненадолго», – пообещал Клиффорд, и никогда не забудет взгляда, которым Ридли посмотрел на него после этого обещания. Абсолютно черный, преисполненный ненависти и угрозы. Тем не менее, это был взгляд проигравшего, который все еще не понял, что проиграл.

Пока офицер предавался воспоминаниям, Нина, как всегда прямолинейная, пошла с козырей. Эта беседа была такой же игрой, как и все между ними.

– Так что у тебя на него есть, кроме подкинутого кокаина и личной неприязни?

Клиффорд не посмел терять самообладания, не важно, насколько точны ее догадки.

– Не забывайся, Дженовезе. Я больше не твой надзиратель, но ты по-прежнему в полицейском участке.

– Я помню, кто я и где.

– Советую не разбрасываться беспочвенными обвинениями в адрес следствия – аукнется серьезнее, чем ты можешь представить.

Мидлбери – слишком маленький город, чтобы офицер полиции не мог позволить себе выходить за рамки полномочий. В захолустье никого не волнует, насколько чисто кто-то выполняет свои обязанности или насколько отклоняется от них. Ларс всегда своевольничал, а если дело касалось организации, готов был пойти на все, потому что уверен в собственной правоте.

Что движет им? Что движет этим человеком на самом деле? Желание быть добропорядочным копом и отправить злодеев за решетку? Бред. Клиффорд плевал на всех, кому организация причинила боль и проблемы. Плевал на наркоманов и их разрушенные семьи, не испытывал к ним сострадания. В нем не было эмпатии, кажется, ни к кому, кроме Нины.

Организация была его личным врагом, соперником за власть, и только по этой причине он воспринимал ее как зло, заслуживающее наказания. Никаких чистых, добрых мотивов в его желании рассадить наркодилеров по камерам не было. Он не стремился таким образом сделать мир лучше, чем руководствуются многие другие копы. Очистить мир от этой швали невозможно, и никогда не получится сделать это раз и навсегда. Им двигало тщеславие. Или что-то, близкое к тщеславию в скудном, извращенном ассортименте эмоций Лоуренса Клиффорда.

– Ты правда запретил ему видеться с родственниками?

– Я выполняю свои служебные обязанности, все остальное – домыслы и паранойя.