Девушка поднялась и направилась к Сету, чтобы поговорить. Заранее зная, что он снова будет вести себя отстраненно, она попыталась втиснуться за его парту, но Ридли едва не отпихнул ее.
– Здесь тесно для двоих.
– Ничего страшного, в камере как-то терпел неудобства – и здесь потерпишь.
– Я знал, что ты причастна. – Он произнес это таким тоном, чтобы дать понять: ее вмешательство унизительно, он бы и сам справился.
– Ничего подобного. Когда я пришла, было уже поздно. Адвокат все сделал за меня.
Она все-таки прилепилась к нему, но половина тела висела в воздухе. Несмотря на это, девчонка жмурилась от солнца, проникающего с улицы, и выглядела вполне довольной.
– Значит, ты использовала полномочия, если в курсе, в какой камере меня держали.
– Все камеры в участке я и так знаю. В одной из них даже сама сидела. Так что мне известно куда больше.
Сет фыркнул и попытался не смотреть ей в лицо, находящееся мучительно близко. Так близко, что она чуяла запах лосьона после бритья, исходящий от его квадратного подбородка и гладких щек.
У Нины была удивительная способность улыбаться, опуская краешки плотно сжатых губ, а не поднимая их, как все люди. Это придавало улыбке эффект оценивания, превращая почти в ухмылку. Улыбка с открытыми зубами, больше похожая на оскал, означала, что Нина злорадствует или ждет, что вот-вот произойдет нечто уморительное, о чем знает только она. Все это Сет выучил наизусть, как и каждый дюйм ее лица, так что мог бы понять Дженовезе без слов, если потребуется.
– Тебе о чем-нибудь говорит ник Icebreaker? – в лоб спросила она, не видя смысла тянуть дальше.
Ридли вздрогнул, но непонятно, от чего, потому что смотрел куда-то вперед, и лицо у него менялось на глазах. Нина заметила, что в классе как-то странно стихло, и ее кольнуло нехорошее предчувствие. Ларс всегда высмеивал ее интуицию – ровно до того момента, пока не замечал иррациональную точность этого чутья.
Проследив за направлением взгляда соседа по парте, она увидела Итана Гардинера. И не просто Итана Гардинера, а Итана Гардинера, который садится за учительский стол, положив обе руки на застекленную поверхность, и в одной руке у него находилось нечто, подозрительно напоминающее…
– Что происходит, – тихо сказала Нина, забыв придать словам вопросительную интонацию.
Никто не заметил, как Итан вошел (и как запер дверь), потому что никто обычно не обращал на него внимания, но все заметили, как он сел за учительский стол с ключами в одной руке и пистолетом в другой.
И тут же стих привычный гомон, какой бывает в классе за пять минут до урока, когда все спешат наговориться и обсудить дела, построить планы, посплетничать, узнать новости, в общем, прожить за перемену маленькую жизнь, которую прервет приход учителя, полную событий и сюжетных поворотов.
Тем временем Сет уже привставал со своего места, дабы убедиться, что верно все понял. Все-таки он не впервые видел подобные предметы у кого-то в руках.
Повисла немая тишина. А потом ученики, сидящие за первыми партами, как по сигналу начали вставать и пятиться, один за другим, загораживая обзор, и никто ничего не говорил, будто всем все заранее было известно, и все равно застало врасплох.
Спиной вперед они отступали к задним партам, бросая свои вещи и натыкаясь друг на друга, пока Нина и Сет, наоборот, пытались протиснуться вперед (без особого успеха). Кто-то ронял учебники, тетрадки, спотыкался о рюкзаки, кто-то чуть не завалил парту, хотя все старались двигаться аккуратно, сохраняя плавность движений и издавая поменьше шума.
Все теперь смотрели в одну точку, а это мешало двигаться адекватно, как и растущая паника.
Нина пыталась заглянуть в глаза одноклассникам, чтобы прочесть безмолвный ответ, но вместо информации там пробуждался первобытный ужас, жуткое предчувствие, блеск загнанного на бойню зверя. И в каком-то смысле это уже был ответ.
Прежде чем Нина поняла, что происходит, она взмолилась всем богам, в которых не верит, чтобы Отто сюда не вернулся. Чтобы он не успел вернуться.
Рамон Веласкес тоже выбрался вперед, замер у пустующей парты Биллингсли. Теперь они втроем выстроились на позициях, каждый у своего ряда, впереди всех, как флагманы тонущих кораблей, пока остальные у них за спиной забивались в щели, парализованные страхом за свою жизнь. Нина подумала, что их троица как одиноко всплывшие пельмени, в то время как остальная масса прилипла ко дну, потому что ее не перемешивали. Глупая ассоциация.
Пока все молчали, покорно ожидая чего-то, Дженовезе то и дело оборачивалась к оставшимся позади за моральной поддержкой, но тщетно. Те были слишком напуганы и все уже поняли, слишком хорошо поняли, чтобы винить их за это. Они безмолвно подчинились новым правилам игры, которые диктовал предмет в руках ведущего.
Пока Нина отказывалась верить, что такое реально происходит в их школе, бо`льшая часть учеников уже поставила сохранение собственной жизни в приоритет и беспрекословно подчинялась «инстинктам», будто отдали штурвал автопилоту.