– Мистер Йорскиллсон, если вы живы, то слушайте меня внимательно. Пока что у меня одно требование: оставьте нас наедине на полчасика, нам всем нужно пообщаться. Я должен объяснить ребятам, почему так поступаю, а у вас есть время, чтобы организовать штурм, но прошу не забывать, что у меня тут целый класс заложников. И я не даю гарантий, что никого не убью. Скорее наоборот.
Шум прекратился. Видар так и не подал голоса. Возможно, хотел выманить его, имитируя ранение, а может, действительно был ранен и потерял сознание. Нину осенило, но слишком поздно.
– Он выбросил ключи в окно! – крикнула она, обращаясь к двери, – у него…
Гардинер без предупреждения выстрелил в потолок над Ниной, заставив вздрогнуть и замолчать.
– Я же сказал: рот на замок. Ни с кем, кроме меня, вам нельзя теперь общаться. Ты поняла? Все поняли?
Нина обернулась. Стоявшие сзади нерешительно кивали. Там были все: парни в красивых бомберах баскетбольной команды, мускулы и харизма которых проигрывают заряженному пистолету, девчонки из чирлидинга, красота и пластичность которых тоже не спасет их от кусочка металла, там были дети богатых родителей, чьи деньги не остановят Гардинера от массового убийства; там были обычные ребята, такие как Клаус, Лисбет, Бекка и остальные, там был Алан Кейн, который сидел на полу и ничем не мог помочь со всеми своими навыками и связями, кроме того, что документировал происходящее на диктофон, повинуясь сильной профессиональной привычке; там была Ханна Биллингсли, изменившаяся до неузнаваемости, забывшая о нагло-стервозном амплуа, перепуганная, как все остальные. Она тяжело дышала, держа руку на груди.
Нина вспомнила, что у Ханны астма, и отвернулась от ее вопрошающих глаз с ядовитой мыслью, что сегодня, сейчас, в критической ситуации, действуют как раз те, кого такие, как Ханна, считают отбросами и в глубине души презирают. Кто вышел вперед и хоть что-то делает? Отшельники. Она, «девочка с прибабахом», которую сторонятся, молчаливый аутсайдер Сет Ридли, да еще самый ненавистный клоун всей школы. Ай да Веласкес! Не ожидала от тебя такой смелости.
Их троицу объединяло нечто большее, чем страх, сбивший в кучу остальных как стадо овец без пастуха. В чем-то Гардинер, получается, прав. Но это не значит, что людей можно убивать по желанию. Нина решила, что пора брать ситуацию в свои руки. Потому что никто, кроме нее, кажется, не собирался этого делать.
– Ну и чего ты хочешь добиться, застрелив несколько человек, которые тебе не нравятся? Кому ты что-то доказываешь? Что агрессия и насилие – побочный эффект интеллекта? Это и так известно благодаря дельфинам [28]
. Чем умнее существо, тем на большую жестокость способно.– А кто сказал, что я убью нескольких?
Услышав это, Нина рассердилась. Ридли заметил это, но не успел ничего предпринять. Все его силы уходили на то, чтобы придумать, как уберечь Нину от пули, на которую она напрашивалась, даже если всех остальных перестреляют, словно больной скот в эпидемию. Плевал он на остальных, если честно.
– Терпеть не могу людей, которые все решают за других. Вот и сейчас происходит то же самое. Ты решил за всех в этом помещении, что они из себя представляют, кем станут в будущем, достойны они жить или получить пулю в мозг. Почему ты один за всех нас решил? Кто тебе выдал такие полномочия? Ты сам? Ну значит ты самопровозглашенный монарх этого маленького государства. И воля твоя ничего не значит. Мы не обязаны ей подчиняться.
– Но будете. – Итан с улыбкой продемонстрировал пистолет. – Как и любой монарх, я жестоко покараю бунт.
– Нина, лучше не спорь с ним, – посоветовал Рамон, но девчонка даже не глянула в его сторону, просто махнула кистью, будто стряхивала с нее воду.
– Слушай, – сказала она и глубоко вздохнула, прежде чем продолжить, потому что ей предстояло доходчиво объяснить нечто в ее понимании элементарное. – Сейчас тебе кажется, будто ты делаешь что-то оригинальное и экстраординарное. В глубине души ты мнишь себя уникальной личностью, рискнувшей переступить порог дозволенного. Сверхчеловеком, которому не писаны моральные нормы. Но все это уже было до тебя. Не потому что все психопаты мыслят одинаково, и волнует вас лишь собственное эго, и никогда вы не признаете наличие такого же ярко выраженного «я» у других. Нет, не поэтому. Все, что ты делаешь, однажды уже происходило, потому что так устроено время.