Забег на невидимые дистанции. Том 2

Обнаружив Джессику обнаженной в собственной спальне, он опустил табельное оружие и на секунду расслабился.

– Что ты здесь делаешь?

– Жду тебя, конечно же.

– Ты приходишь, когда я позову. Никак иначе.

– Сегодня я решила проявить инициативу. Я так тебя хочу…

– Инициатива наказуема.

– Ты меня разве не хочешь? Я весь день думала о твоем…

– Пошла вон отсюда.

Но Джессика лишь повыше натянула белоснежное одеяло. Спокойствие его голоса не встревожило ее, несмотря на грубость слов, и напрасно. Нина бы точно поняла эту интонацию, хотя, в отличие от Джессики, ни разу не спала с ним.

– Лоуренс, что случилось? Тяжелый день?

– Не хочу тебя видеть.

– Наверное, ты не хочешь видеть никого, потому что очень устал. Давай поговорим, мы же все-таки вместе, выскажись мне. Станет легче.

– Мы с тобой не вместе. Я просто трахаю тебя, когда мне хочется.

Джессика застыла, переваривая услышанное с перекошенным ртом. Проглотила.

– Хорошо, называй это так. У тебя паршивое настроение. Я тебя одного не оставлю.

– Пошла. Отсюда. Вон.

– Используй мое тело, чтобы избавиться от негативных эмоций. Как делаешь это всегда. Я дам тебе, куда ты хочешь. Сделаю, что ты скажешь. Только не прогоняй.

Везде воняло ее духами, ее шампунем, ее выделениями. Сколько она ждала его здесь? Ларсу захотелось продезинфицировать спальню, утопить в химикатах соседскую дочь, чтобы выстирать из нее то, какой он сам ее сделал за последние полгода.

Девушка все еще ждала положительного вердикта, сидя в его кровати в позе лотоса и с наивным взглядом поправляя волосы. Испорченная. И травмированная отношением как к вещи. Потому что ей попался такой мерзавец, как ты.

– Я сказал тебе выметаться. Ты оглохла?

– Я никуда не уйду, пока ты не расскажешь, что случилось.

И только тут Клиффорд почувствовал, что действительно расстроен. Нет, закипает от злости, как чайник, у которого пар срывает крышечку. С того самого момента, как отвез Нину на хоккей. Поэтому и ругался так ожесточенно с Лиоттой на совещаниях по поводу грядущих облав. Поэтому был такой раздраженный весь день.

Не задумываясь, он навел «беретту» [16] на Джессику и снял с предохранителя. Ему даже не хотелось что-то говорить. В любой другой день он выпроводил бы ее более мягко, а может, и воспользовался, выместив гнев на юном упругом теле. Но не сегодня.

Девушка смотрела в дуло табельного оружия, с которым ее разделяло не больше пяти футов. Наивные карие глаза, черные под электрическим светом, медленно расширялись, лицо покидала краска. Она знала Клиффорда достаточно хорошо, чтобы понять, что он не шутит, но здравый смысл подсказывал ей не верить в блеф.

– Ты не выстрелишь.

– Почему ты так думаешь?

– Ты полицейский и не можешь убивать просто так.

– В мой дом кто-то проник, пока меня не было. В нашем штате я имею право применять оружие к нарушителям частной собственности, особенно в темное время суток. Даже если это моя соседка, о чем я узнал только после выстрела. Я выстрелил один раз, среагировав на шум в темноте. Удачно не задел жизненно важных органов. Потом включил свет и обнаружил тебя в своей спальне, где хранил, например, сбережения и ценные вещи. Которые ты хотела украсть, пока меня не было.

Джессика сглотнула. Стала медленно двигаться, как будто загипнотизированная черным стволом, который Ларс не спешил опускать. Выбравшись из-под одеяла, она начала одеваться, шмыгая носом. Идеальное тело выглядело униженным, будто политым невидимыми помоями.

– Больше не приходи сюда. Наши встречи окончены. А если ты кому-то расскажешь о том, что было, я просто тебя убью.

– Я никому не расскажу… я же люблю тебя, Лоуренс. – Она уже плакала.

– Вон.

Клиффорд указал стволом на выход из комнаты, и девушка выскочила, застегиваясь на ходу, крупно дрожа и размазывая слезы по щекам. С самого начала Джессика боялась его, подчинялась ему и не говорила ни слова против. Это было чертовски скучно. До тошноты.

Стискивая ее запястья, швыряя по кровати, как вещь, дергая за волосы, вгрызаясь в ее пресную кожу, заливая язык спермой, используя соседскую дочь так, как ему хотелось, он испытывал отвращение к себе, потому что все, о чем он мог думать в эти моменты, сосредотачивалось вокруг другой девочки.

Ее футболки, надетой поверх водолазки, стеклянно-переливчатого смеха, пуха и родинок на лице, смугло-розового, почти кирпичного цвета губ и ногтей (наверняка такого же оттенка, как и соски, которых он никогда не увидит).

Некоторые вещи хороши не сами по себе, а просто потому, что до них не было ничего подобного. Беспрецедентность идеализирует, отвлекает от недостатков. Но только не в случае с Ниной. Она бы ужаснулась, познав его истинные намерения относительно себя.

С ее одеждой и телом он жаждал сотворить самые запретные вещи из возможных. Осознавая, насколько это ужасно, мысленно он проделывал это уже не раз и в глубине души давно себе в этом признался. Сдерживаемое накапливалось, и он готов был пойти на любые безумства, которые вытворяют поехавшие тайные поклонники, чтобы добиться желаемого. Если бы не работал в полиции, он бы уже давно что-то предпринял.