Хищно пригибаясь и двигая локтями, будто поршнями, Ридли скользил по бледным царапинам ледового покрытия, обгоняя то одного, то другого, словно плавал по воздуху, а не ездил на двух толстых ножах. Здесь и сейчас его габариты не ощущались и не мешали набирать огромную скорость. Он был в своей стихии и не скрывал облегчения. Сотни прикованных взглядов не смущали Сета – он их не замечал.
Глядя, как уверенно он держится на арене, изнутри переполняло восхищение и искреннее желание повиноваться силе, превосходящей собственную. Дженовезе разделяла его радость, ведь на льду испытывала похожие эмоции. Свобода, легкость, эйфория – что-то сплавляло их вместе и впрыскивало в кровь, чтобы пульсировать энергией в каждой точке тела, убеждая, что ты способен на все, и у твоих возможностей нет физических ограничений.
Понятно, почему Сет играет с таким размахом, с такой самоотдачей – по какой-то причине он долгое время не мог заниматься хоккеем, но это не значит, что не скучал. По скрипу льда в моменты торможения, по бодрящему холоду снизу и сразу же краснеющему носу, кончик которого полностью отогревается только дома; по гулко и часто стучащему сердцу, вымокшей от пота форме, грубым столкновениям с игроками с глухим треском щитка о щиток; по свисту шершавой шайбы и ощущению клюшки в руке, которую держишь и как оружие, и как святыню, и как символ власти; по тянущей длинной боли, с которой лезвие конька впивается в подошву, но ты не обращаешь внимания, как и на тугую шнуровку и неповоротливый шлем, а просто едешь и едешь вперед, будто это поможет избавиться от неприятных ощущений, сбежать от них, но и коньки, и клюшка, и вся форма – продолжение твоего тела, и куда бы ты ни поехал, увезешь их с собой.
Все эти маленькие моменты, которые делают тебя счастливым на поле, но которые словами никому не объяснить, Нина понимала слишком хорошо. Ридли оказался ей гораздо ближе по духу, чем она думала. Если бы он сразу сообщил, что играет в хоккей, они бы быстро подружились, но, с другой стороны, тот факт, что он не хвастался своими великолепными данными, а наоборот, скрывал их от всей школы, вызывал теперь гораздо больше симпатии.
Сет Ридли больше не был кем-то недосягаемым и эмоционально недоступным. Открывшаяся точка соприкосновения разрушила ментальную пропасть между ними. Не только Нина – никто больше не посмотрит на него, как прежде.
Третий гол в ворота команды Веласкеса, и сразу же первый ответный гол. Нина продолжала комментировать игру, а особо смышленые ученики уже организовывали тотализатор, перемещаясь по импровизированным трибунам и подстрекая делать ставки.
Талантливая игра Сета поражала присутствующих, но для него самого не происходило ничего особенного. Лед и коньки всегда делали его безупречной машиной, действующей без ошибок и не совершающей ненужных движений. Несколько лет не могли этого изменить, не изменил бы и десяток. Это как однажды научиться ездить на велосипеде. Может пройти время, но ты быстро вспомнишь, что к чему, а через пять минут уже поедешь без рук. То же самое сейчас происходило с Сетом.
Он вспоминал свое призвание, по принуждению оставленное глубоко в прошлом, замурованное цементом ненужных событий. Запечатанное болью. И даже несмотря на то что у него снова ныла рука, серьезно поврежденная в тот злополучный день, Сет чувствовал себя живым, здоровым и сильным.
На поле он становился больше, мощнее, но при этом почему-то легче – по личным ощущениям. Как большой шар, наполненный сжиженным воздухом. Наверное, вес утрачивался из-за скорости, и Дженовезе сможет объяснить это с точки зрения физики.
А ведь она тоже здесь, пришла, наблюдает за ним. Она не знает, что ее лицо было единственным, ради чего Ридли посмотрел за пределы поля. Всего один раз. Поймать ее взгляд на себе означало мгновенную подзарядку до максимума. Сет мог бы разбить на куски весь лед под ногами, если потребуется, раскрошить целую арену так, чтобы можно было класть ее в коктейль по кусочкам. Но вместо этого сделал глупость, о которой не жалеет.
Заметила ли она? Как отреагирует на маленькую дерзость? Хорошо, что Нина здесь. Но и плохо, с другой стороны. Теперь она поймет, что Сет ее обманывал по поводу спорта, и не оценит вранья, даже если у того есть основания.
Рожа Веласкеса становилась все более кислой с каждой забитой шайбой. Он неплохо играл, очень даже достойно, ведь он из Канады, но на него не смотрела девчонка, которая ему нравится. Поэтому у него не было шансов. Эйфория и радость куда эффективнее насыщают энергией, чем логика и стратегия. Выигрывает тот, в ком скапливается больше безрассудной веры в собственную победу. А сердце – генератор всяких безрассудств.