Забери меня с собой

Воцарилась тишина, в которой даже Лена старалась дышать как можно тише. Несколько секунд Ирина сверлила мужа взглядом, а потом прошипела:

– Выбирай – или мы, или твой сумасшедший дом.

Снова тишина, слышно было только лязганье лифта.

– Мама, чего ты ждешь? Больше так продолжаться не может! – сказал Витя и, громко хлопнув дверью, скрылся в своей комнате.

Наверное, когда очень хочется, все получается. Через две недели они разъехались, Катя с мамой – в двухкомнатную в соседнем дворе – вот как повезло, школу менять не надо, – а Витька с кобылой и вечно орущей дочкой – в однокомнатную на другом конце города. Вещи помог перевезти Иван Андреевич, приехал с двумя грузовиками и кучей солдат, а сам переезд нисколько не напряг Катерину – главное, куклу Машу не забыть…

…Свой первый переезд она пережила в четыре года, и пережила тяжело. До этого, когда ей еще двух лет не было, семья тоже переезжала, но Катя этого не заметила. А в тот раз расставание с квартирой, к которой она успела привязаться всей детской душой, с комнаткой, ковриком на стене, разлапистым кленом-коротышкой за окном, зелено-бордовой скамейкой во дворе, маминым садом возле подъезда было очень тягостным – ее душа успела там пустить корни. В новом гарнизоне Катя еще долго спрашивала, когда они вернутся домой. Но они не вернулись, потому как то был не их дом, а их дома на планете еще не было. Тот самый гарнизон с кленом за окном и скамейкой недолго просуществовал в ее памяти, хотя успел стать родиной и местом, где прошло детство. Они снова переехали, и снова едва пущенные Катей корешки вырвали с мясом. Последующий оставленный дом вытеснял предыдущий, тоже претендуя называться «местом, где прошло детство», а потом еще один, и еще, и Катины «корешки», видя такое к себе отношение, усохли и отпали, а вместе с ними отпало фундаментальное, основополагающее для живого существа чувство родины, принадлежности к дому, семье и традициям. Чтобы окончательно не потерять себя, Катя, как слабое растение без корней, цеплялась за куклу Машу, но однажды, когда за ними уже приехала машина, в суматохе сборов Катя забыла куклу на подоконнике. Пропажу она заметила почти у вокзала, заплакала, попросила вернуться, но мама прикрикнула:

– Не надо было ворон ловить!

А шофер засмеялся:

– Такая большая девочка, а в куклы играешь!

Папа приехал на вокзал перед самым отправлением поезда, увидел заплаканную Катю, выслушал и сказал:

– Я догоню поезд, – помахал рукой и, не реагируя на крики мамы, убежал.

Он сел в вагон на второй станции. С ним была Маша…

Гараж мама отдала Вите.

– Это компенсация за одну комнату, – сказала она.

Витька гараж продал и купил такой же возле своего дома. Звонил он редко, а мама звонила ему каждый вечер и разговаривала заискивающим тоном. Катя это слышать не могла и зажимала уши. Иногда мама ездила к ним в гости, а Катя не ездила. На годовщину смерти папы семья в Петербург не поехала – оказывается, денег на это не было.

– Мам, а ты сама съезди, – робко посоветовала Катя, сильно обеспокоенная тем, что в такой день рядом с папой никого не будет.

– Никуда я не поеду! – с какой-то надрывной злостью бросила мама не в лицо Кате, а в сторону, будто не с нею разговаривала, а с кем-то невидимым, и эта злость в несколько мгновений что-то сотворила с Катей.

Мама уже хлопнула дверью, уже включила телевизор, а Катя все сидела в кухне, сжимая чашку с остывшим чаем. Сначала она почувствовала себя беспомощной, ну просто до слез, но решительно остановила их и, поскольку что-то же из нее рвалось наружу, с ненавистью швырнула чашку в стену.

– Ты что это, девка, делаешь? – заорала мама, влетая в кухню, и тут же закрыла рот.

Конечно, Люде хотелось поорать, выплеснуть обиду, нестираемыми когтями царапающую сердце, дать оплеуху Катьке, восстановить статус-кво матери как главы семьи. Может, даже посуду побить, ее у них достаточно, но взгляд Катерины, мрачный, чужой и, самое страшное, мстительный, остановил ее на полуслове и полувзмахе.