Забери меня в рай

– Молодой человек! – недовольно оборвал его Вильегорский. – Ничего в жизни не происходит случайно. Ничего! Когда-нибудь вы и сами это поймёте… И нет ничего более противного разуму и природе, чем случайность. Это ещё Цицерон подметил.

– Дядечка, посторонись-ка! – решительно потребовала от Вильегорского подошедшая маленькая малярша в белой шапочке. Она распахнула окно и выбросила вниз бумажный мешок с каким-то строительным хламом. Тут же пришли ещё несколько человек с вёдрами и коробками. Они швыряли мусор торопливо, не глядя. Не обращая внимания на падающие на пол куски штукатурки.

– Вроде бы никакого ремонта не планировали, – удивлённо произнёс Вильегорский.

– Да мы и сами ничего ещё с утра не знали! – возмущённо заговорили строители, перебивая друг друга. – А потом всех с объектов поснимали и сюда. Неделю на всё про всё дали. Дурдом! Говорят, Рейган приедет к вам выступать. Вот и устроили этот аврал.

– Кто приедет?! – спросил недоверчиво Вильегорский.

Один из рабочих удивлённо на него посмотрел. Затем скорчил недовольную гримасу, злорадно крякнул и, уже догоняя уходящих строителей, начал громко возмущаться:

– Ё-моё! Вы слыхали? Нет, вы слыхали?! А я ж вам говорил! Эти вот – учёные-мочёные… Тудыт их мать! Они ж до сих пор живут здесь как при царе Горохе… Вон, каланча эта подстреленная… – и он обернулся, глядя с усмешкой на Вильегорского. – Даже американского президента не знает!

Шедший рядом другой строитель в белой малярной шапочке взахлёб поддержал его, затараторив на русско-украинском замесе:

– Мой хлопчик малэнький, Генка – сыкун сопливый, и тот знаэ! А эта интеллигенция, довбанна… А ведь живэ ж на наши гроши…

– Вы слышали что-нибудь про выступление Рейгана? – удивлённо спросил Чарышева Вильегорский.

– Не-е-т.

– Ну а я уж тем более… Эксситарэ флуктус ин симпуло. Как говорили древние римляне: всё это похоже на очередную бурю в половнике. Впрочем, я совсем не удивлюсь, если скоро вместо нашего коммунизма американская мечта начнёт у нас воплощаться… Хрен редьки не слаще, – язвительно сказал Вильегорский. – Ну а насчёт ваших выводов, коллега…

– Здравствуйте, профессор! – громко и с напускным почтением поприветствовал его неторопливо проходивший по коридору Юрка Прокушев и тут же, не останавливаясь, подмигнул Чарышеву. – Привет корешам!

Вильегорский сдержанно кивнул и недовольно покачал головой, провожая его взглядом:

– Первостепенный разгильдяй этот ваш друг-товарищ! Про… Прокушев, кажется? – и он пристально посмотрел на Чарышева, который подтверждающе закивал головой. – Я бы вам, коллега, посоветовал быть поосмотрительней в вашем выборе… С такими «корешами»… Хотя, мы отвлеклись… Вот что я вам хотел сказать… Только у меня к вам просьба, давайте вы проводите меня к выходу. И я вам по пути всё подробно расскажу. Хорошо?

Они неторопливо пошли по коридору, но профессор тут же остановился и очень громко сказал Чарышеву:

– Вы, коллега, меня по-настоящему обрадовали! А ваши выводы достойны самого серьёзного внимания. Только вот относительно времени дуэли Пушкина вы допускаете некоторые, очень непростительные погрешности. Многое упускаете… Например, не учитываете, что дата дуэли приводится по старому летоисчислению. На самом деле, если говорить применительно к сегодняшнему времени, то стрелялись бы они вовсе не в январе, а в феврале…

– Куда её?! – спросил подошедший рабочий в спецовке, с трудом таща по полу огромную коробку с какими-то рамками.

– Не дадут поговорить! – возмутился Вильегорский. – Туда… Туда, в окно! – громогласно скомандовал он, даже не взглянув на содержимое.

– Слышь, помоги! – попросил Чарышева рабочий.

Они кряхтя подняли на подоконник ящик, и Вадим торопливо столкнул его вниз. Тот упал с грохотом. Со звоном разбитого стекла.

– Там никого не задели? – обеспокоенно спросил Вильегорский.

Чарышев высунулся по пояс в окно и, увидев идущую по двору историчку Фролову, поприветствовал её кивком головы.

– Не-е-е. Никого…– спускаясь с подоконника сказал Вадим, отряхиваясь от белёсой пыли. – Только, кажется, там опять дождь начинается.

– Тогда мне тем более надо поторопиться, – рассмеялся Вильегорский, беря под руку Чарышева. – И потому давайте, коллега, мы всё же продолжим наше движение. Так вот… Даже с учётом поправки на григорианский календарь вы всё равно правильно… Да, вот ещё что… Вы ведь и расчёт делали не по ленинградской, а по московской широте… Это никуда не годится. Неучтённые вами нюансы дают минут пятнадцать дополнительного времени. Солнце в Ленинграде заходит позднее, чем в Москве, – и тут он, будто провозглашая тост, величаво поднял свой огромный зонт. – Но, несмотря на погрешности, в главном вы всё очень правильно подметили!

На выходе Вильегорский попридержал дверь, чтобы пропустить входящих студенток. Почти каждая из них учтиво здоровалась с ним и улыбалась. Он отвечал лёгким поклоном, не прекращая общения с Чарышевым: