Забери меня в рай

– Ну вот вы, наконец, и заговорили… Так и запишем, – сказал тот и, присев за стол, стал действительно что-то записывать, бормоча себе под нос. – Не знал, чего хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном… – он поднял голову и с ухмылкой посмотрел на Чарышева. – Да вот только свидетели утверждают обратное! – Якимов медленно открыл папочку и достал оттуда стопку листочков. – Вот… И ещё вот… Честно говоря, я не понимаю, зачем вам всё это понадобилось? Именно вам. Одному из лучших студентов… Может, страна не нравится? Так уезжайте! Теперь и это можно… Только вот другим жить не мешайте. Не мешайте тем, которые по-другому не хотят. Понимаете? Есть те, которые не умеют или просто не желают жить по-другому! Потому что у нас сегодня бесплатное образование, бесплатная медицина, бесплатно дают квартиры, путёвки на отдых, нет безработицы… и много всего ещё хорошего. Не надо только хамить государству. Это такие условия, правила взаимного существования. Вам вот это всё дают даром, а в ответ вы не должны делать государству гадостей. А вот на Западе другие правила: плати за всё, а в обмен – езжай куда хочешь, говори, что хочешь… Но всё за деньги. Там и свобода точно также продаётся.

Якимов вновь посмотрел на люстру с паутиной, а затем, указывая на транзисторный приёмник, сказал:

– А вы думаете только о себе… Вот сегодня ночью об этой вашей выходке уже сообщили по «Голосу Америки»… Вы, наверное, удовлетворены? Да? И то, что ректора довели до инфаркта… Вам что, людей не жалко? Он сейчас в больнице лежит. Из-за вас. А теперь наши, – и он сделал чёткий акцент на слове «наши», – наши сотрудники заявятся к вашим родителям… Вы представляете их страдания?! Не жалко?

Якимов ещё раз пристально посмотрел на шкалу приёмника и удручённо вздохнув, устало предложил:

– Давай, рассказывай, – и тут же потребовал уже гневно и резко. – Итак, я слушаю! Говори, кто надоумил тебя устроить эту провокацию? Вильегорский?!

Чарышев отрицательно замотал головой и стал отвечать сбивчиво, сильно нервничая:

– Никто меня не подговаривал. Я вообще не понимаю…

– Так. А от кого вы узнали, что в институт приедет президент Соединённых Штатов Америки?

– Рабочий какой-то… Из строителей.

Якимов рассмеялся и продолжил с язвительной неторопливостью:

– Вы сложнее, чем я думал… Надо же, какие у нас осведомлённые советские рабочие пошли… – и он вновь достал листочки из папки, но держал их так, чтобы Чарышеву не было видно, что в них написано. – Только эти рабочие утверждают обратное… Рассказали, что услышали это всё как раз от вас. И документально это подтвердили. Вот! И вот! Ещё вот! – тыкал пальцем в листочки Якимов. – И не только рабочие… Но и некоторые студенты, и преподаватели тоже подтверждают этот и другие факты. Например, о том, что вы намеренно общались с Вильегорским на иностранном языке…

– Да не было такого!

– Как же не было, Вадим Алексеевич! – и Якимов стал вчитываться в текст. – Вот же чёрным по белому… «Восхищённо говорили об американской мечте», о том, что «перестройка – это буря в стакане воды»… Уничижительно отзывались о коммунизме.

Чарышев с удивлением увидел, что сквозь лист бумаги, который держал Якимов, отчётливо проступали две зеленовато-синие кляксы. Точно такие, какие оставлял Юркин «Паркер».

– Кстати, что это за бородатый человек в чёрном стоял рядом с вами? Вы потом с ним ушли из института? Не так ли?

– Там никого… Никого там рядом не было.

– Ну вы прямо как непорочный ангел… А где этот ангел обитает, хотелось бы знать? Прописаны в общежитии… А живёте… Непонятно где живёте?

– На Малой Бронной. Я там дворником работаю. У меня комната в коммуналке.

– Точно. Точно! – обрадовано вскинул руки Якимов. – А я всё мучаюсь, где я мог раньше вас видеть! Вспомнил. Это же вы под машину бросались… Какой номер квартиры?

– Я не бросался. Просто так получи… Я покурить вышел, а тут…

– Вот-вот! – Якимов с нескрываемым удовольствием потянулся к телефону. – Давайте и мы сейчас тоже устроим перекур. А минут через десять продолжим. Всё! Идите. Идите!

Чарышев вышел в приёмную. И тяжело вздохнул.

– Дай попить, – попросил он Таньчу поникшим голосом, указывая на графин.

Та налила воду и, подойдя к нему, с любопытством спросила:

– О чём он тебя спрашивал?

– Про родителей… – подавленно и нехотя ответил Вадим, и тут же из-за двери донёсся голос Якимова, разговаривавшего с кем-то по телефону. Он говорил быстро, громко, с будоражащим азартом охотника, который напал на след зверя:

– …Бери Вержицкого с Кантыриным… И галопом на Малую Бронную. Галопом! Позвони в девяносто третье отделение, пусть они своих людей дадут и понятых обеспечат. Понял? Хвостик по тем листовкам вылез… Всё там перетрясите! Запиши: Чарышев Вадим Алексеевич… Малая Бронная. Дом двадцать…

Только сейчас Вадим с ужасом вспомнил о листовках, засунутых в керамическую кружку. Он их так никуда и не выбросил.

– Слушай, Тань, найди Сашку Коренного, – волнуясь, сбивчивым шёпотом попросил Чарышев секретаршу, отдавая ей стакан с не выпитой водой. – Я его только что видел, когда сюда шёл… Очень надо! Ты не представляешь, как надо!