Заблуждения толпы

Мистер Чанос отнюдь не первым из аналитиков осознал, что финансовые отчеты «Энрон» лишены смысла; скорее его преимущество заключалось в том, что он лучше других справился с когнитивным диссонансом между социально приемлемыми бравурными рассуждениями о гениальности руководства «Энрон» и опровергающими их финансовыми данными, а также в том, что он стал незамедлительно действовать⁷²⁷. Кредиты, предоставленные «Энрон», зависели от кредитного рейтинга компании, а тот, в свою очередь, определялся умением Фастоу скрывать долги «Энрон» перед SPE. Вдобавок эти кредиты учитывали стоимости акций «Энрон», которые предлагались в качестве обеспечения ссуд; когда слухи о махинациях разошлись, цена акций упала, банки потребовали возвращения кредитов, и карточный домик рухнул. 16 октября 2001 года компания «Энрон» созналась в своих убытках; Кеннет Лэй сохранял оптимизм в отношении перспектив компании вплоть до того момента, когда шесть недель спустя было объявлено о банкротстве. Он с помощниками полетел в Нью-Йорк для подачи документов – разумеется, на собственном самолете компании, а остановился в отеле «Фор сизонс»⁷²⁸.

Как и в случае с Национальным городским банком Чарли Митчелла, крах затронул в первую очередь рядовых сотрудников компании, которых руководство побуждало покупать акции на сбережения из пенсионных вкладов: в 2005 году, например, двадцать тысяч бывших сотрудников «Энрон» получили коллективный иск в размере 85 миллионов долларов фактических убытков, хотя последние, по оценкам, исчислялись миллиардами. (Деньги на погашение изымались у страховых и банковских фирм, а не списывались со счетов давно переставшей существовать «Энрон»⁷²⁹.)

При этом пострадавшим сотрудникам целый месяц запрещалось продавать акции из состава их пенсионных вкладов, якобы вследствие непрерывного изменения стоимости бумаг во время резкого падения цен на акции. С другой стороны, высшее руководство «Энрон» дружно избавилось от акций накануне краха: Скиллинг выручил за свою долю 71 миллион долларов. Когда «Дайнерджи», другая коммунальная компания, предложила спасти «Энрон», руководители последней потребовали бонусов и выплат на общую сумму более 100 миллионов долларов, в основном для Лэя; «Дайнерджи» отказалась от сделки⁷³⁰.

В отличие от историй Бланта, Хадсона и Митчелла здесь справедливость восторжествовала: несколько руководителей «Энрон», включая Скиллинга и Фастоу, отбыли тюремное заключение (одиннадцать и шесть лет соответственно), а Лэй умер от сердечного приступа незадолго до вынесения приговора.

История «Энрон», наряду с аналогичными скандалами той эпохи (вспомним «Тайко интернешнл» Денниса Козловски и «Уорлдком» Бернарда Эбберса [186]), были звеньями длинной цепочки бухгалтерских манипуляций, порожденных обилием двусмысленностей в законодательстве.

В 1993 году, стремясь обуздать чрезмерные финансовые аппетиты корпоративного топ-менеджмента, Внутренняя налоговая служба США ограничила налоговый вычет по зарплатам руководителей суммой в 1 миллион долларов; это заставило менеджеров обратить внимание на опционы, которые дорожали по мере повышения стоимости акций. Теоретически оплата опционами уравнивала положение руководителей и акционеров, но, словно иллюстрируя классический пример закона непредвиденных последствий, такая оплата побуждает руководителей подтасовывать квартальные показатели прибыли, чтобы продемонстрировать постоянный и надежный рост доходности.

При прочих равных условиях и среднем уровне прибыли небольшие колебания в цене от квартала к кварталу делают акции более дорогими. Так как реальные корпоративные доходы колеблются очень сильно, это сомнительное «управление» отчетами о прибылях и убытках оказалось слишком заманчивым для многих руководителей, которые вносили «коррективы» в методику бухгалтерского учета.

Воплощением этой легальной, но грязной практики стала компания «Дженерал электрик», которая перебрасывала неизбежные случайные убытки, свойственные любой нормально функционирующей промышленной империи, из одного квартала в другой, чтобы создать видимость плавного и надежного роста прибыли⁷³¹. Автор этой методики Джек Уэлч не делал ничего необычного, не говоря уже о мошенничестве. Наоборот, финансовая и популярная пресса восхваляла его как нового Томаса Эдисона.

Тем не менее нелишним будет повторить, что пузыри фондового рынка, возникшие из-за внедрения предыдущих революционных технологий – железной дороги в девятнадцатом столетии, радио и автомобилей в начале двадцатого века, – обеспечивали свободный приток капитала, который питал экономику и повышал благосостояние общества. То же самое можно сказать об интернет-пузыре 1990-х годов.