Заблуждения толпы

Финал карьеры Инсулла выглядел со стороны не менее запутанным, чем устройство его многослойной холдинговой структуры, и чем-то напоминал падение Хадсона. Обвиненный в мошенничестве с использованием почты в связи с продажей акций одной коммунальной компании через несколько месяцев после ее банкротства, Инсулл бежал во Францию, а когда правительство попыталось вернуть его домой для суда, укрылся в Греции, которая тогда еще не подписала соглашение об экстрадиции с США. Впрочем, Афины пренебрегли этими нюансами и выслали Инсулла домой через Турцию³⁹¹. Вернувшись в США, он снова появился на обложке журнала «Тайм» – на сей раз в шляпе, скрывающей лицо. Лишенный большей части своего состояния, он сумел обеспечить себе крепкую юридическую защиту, которая в конце концов обелила его имя по множеству обвинений. Семидесятивосьмилетний Инсулл вновь уехал во Францию, превратившись в озлобленную и хрупкую тень своего прежнего «я». 16 июля 1938 года он спустился на станцию парижского метро, протянул руку кассиру – и упал замертво с несколькими франками в кармане (жена неоднократно советовала ему избегать метро из-за больного сердца)³⁹².

* * *

Холдинговые компании Инсулла были всего-навсего относительно малым куском намного более крупного долгового пирога. Главное в мании конца 1920-х годов, как и в эпизодах с «Компанией Миссисипи», пузырями Южных морей и железных дорог, состояло в том, что публика и бизнес-сообщество заражались крайним оптимизмом, который оборачивался чрезмерными заимствованиями в расчете на будущее³⁹³. С 1922 по 1929 год общий долг США вырос на 68 процентов, а совокупные активы увеличились при этом всего на 20 процентов, доходы же – только на 29 процентов³⁹⁴. Долг может расти быстрее, чем остальная экономика, лишь пока последняя не рухнет. Это прежде всего справедливо для частных долгов; индивидуумы и корпорации в отличие от правительств лишены возможности вводить налоги или печатать деньги, а поскольку именно частные инвесторы и корпорации активнее всего накапливали долги в 1920-х годах, их долговые обязательства вызвали наибольшие потрясения, когда начался спад.

Еще одним крупным участником пузыря 1920-х годов был фондовый пул, обыкновенно организованная группа брокеров и финансистов, которые манипулировали ценами акций конкретной компании, покупая и продавая их друг другу в тщательно спланированной последовательности. Процедура была призвана привлечь внимание мелких инвесторов, которые, наблюдая за происходящим, приходили к выводу, что акции «горячи», и принимались их скупать, стремительно увеличивая цены.

Ключевым игроком в таком пуле был биржевой «специалист» по акциям целевой компании, то есть брокер, который покупал и продавал акции публике на биржевой площадке и который вел драгоценную «книгу заказов» на покупку и продажу акций, позволявшую предсказывать будущие колебания цен. Когда список покупателей акций в такой книге становился достаточно длинным, игроки начинали распродавать свои пакеты акций инвесторам, воодушевленным резким ростом цен, и получали миллионы долларов прибыли.

Наиболее известный фондовый пул сложился вокруг «Радио», как в обиходе называли RCA, и список его участников читался как справочник по ведущим фигурам американской политики и бизнеса: Джон Дж. Раскоб, казначей «Дюпон» и «Дженерал моторс»; председатель совета директоров «Ю-Эс Стил» Чарльз Шваб; Уолтер Крайслер; Перси Рокфеллер; а также Джозеф Тумулти, бывший помощник Вудро Вильсона. Современного читателя, знакомого с азами инсайдерской торговли (каковая не считалась незаконной в 1920-х годах), наверняка заставит встрепенуться другое имя – миссис Давид Сарнофф, супруги президента и основателя «Радио».

Однако величайшим импресарио фондовых пулов всех времен был Джозеф П. Кеннеди-старший. Популярная мифология связывает состояние семьи Кеннеди с бутлегерством. Никакие достоверные доказательства этого не подтверждают; в любом случае незаконное производство спиртных напитков вряд ли было бы рациональным выбором карьеры для выпускника экономического факультета Гарварда, родословная которого гораздо лучше подходила для Уолл-стрит. Именно там его вошедшие в легенды финансовые операции заложили основы состояния, впоследствии приумноженного благодаря, среди прочего, Голливуду и операциям с недвижимостью.

Джордж Хадсон финансировал свои железные дороги в стиле схемы Понци – выплачивая дивиденды акционерам из капитала от новых инвесторов, – и это считалось приемлемым и законным в 1840-х годах, а действия фондовых пулов в 1920-х, включая вопиюще дерзкое манипулирование ценами на акции, не подвергались осуждению и запрещению до принятия законов о ценных бумагах 1933 и 1934 годов.

* * *