Забойная история, или Шахтерская Глубокая

Оказавшись на улице, я побежала в переулок, затем свернула на улицу Брайляна. На углу стоял хлебный магазин. Я подошла к витрине и увидела свое отражение. Мой старательный макияж смыли слезы, глаза опухли, прическа сбилась. Как я могу в таком виде явиться к любимому? Как я буду ласкать его тело? Как буду прикасаться к соскам, если мои ледяные пальцы дрожат от страха? Как буду вдыхать запах его ключиц, если мой нос похож на красную сливу? Как я буду губами прокладывать путь от солнечного сплетения к пупку, если мой рот сжат и перекошен от горя?

Часы показывали семь пятнадцать, до свидания оставалось сорок пять минут. Я достала записку с адресом и ручку. Восемнадцатый дом оказался в двух шагах от магазина. Я вошла в первый подъезд и, перевернув клочок бумаги, написала: «Сегодня ничего не получится. Извини».

Глава 17

Марья Семеновна сидела, обмахиваясь зарплатной ведомостью, как веером. Она всегда так делала после сверки с рабочим, наевшимся чеснока.

— Тамара Михайловна пожаловали, — сказала она, когда я уселась на свое рабочее место. — Аллочка и Галина Петровна понесли ей ведомости за три месяца.

— Угу, — ответила я и достала калькулятор.

— Заболела ты, что ли? — спросила Марья Семе-новна.

— Нет. Не спала всю ночь. Папу на шахте травмировало.

— Да ты что! Сильно?

— Могло быть хуже. Сотрясение мозга. И трещина в черепе. Три недели будет в гипсовом ошейнике лежать.

Я замолчала, а Марья Семеновна больше ни о чем не спрашивала, только громко вздохнула несколько раз. Я взяла стопку больничных листов, накопившихся за несколько дней, и принялась высчитывать средний и умножать на сумму дней. Эта алгебра немного успокаивала меня после ночи хаоса и страхов. Зазвонил телефон.

— Мама звонит, — сказала Марья Семеновна, протягивая трубку.

— Вася заходил только что, участковый, — взволнованно начала мать, — спрашивал, где ты была в пятницу вечером. Аня, что случилось?

— Не знаю. — Я пыталась сделать голос как можно более равнодушным, но чувствовала, как внутри заколотилось.

— Он просил, чтобы ты после работы зашла в участок, хочет с тобой поговорить.

— Хорошо, зайду.

Положив трубку, я почувствовала, как мне на плечи лег холодный гриф штанги. Тяжелой походкой я пошла на свое место, но не успела сесть, как открылась дверь, и в проеме показалась Зоя. Она, ничего не говоря, жестом поманила меня из кабинета. Я вышла. Зоя отвела меня к окну и зашептала:

— Тебя блатные разыскивали вчера вечером. Просили зайти к тебе домой, мама сказала, что ты у папы в Александровке. Это из-за Монгола. Ты знаешь, что он пропал? Именно в тот вечер, когда тебя провожал?

— Он меня провел и ушел! Я здесь при чем?

— Не кричи. Это ты им будешь доказывать. Мне пох на этого Монгола. Я просто предупредить тебя хотела… Сегодня к концу рабочего дня к комбинату подъедет Волошка с Трояном для разговора, будут разборки чинить.

— Да, извини. Спасибо тебе.

Зоя добавила веса, штанга на моих плечах потяжелела, не хватало сейчас еще экстрасенса со своими усами. А вдруг он наконец поймал нужную волну и уже все видит своим метафизическим зрением? Мне стало нехорошо.

Я вернулась в кабинет. Там уже хихикали Аллочка и Галина Петровна, они только что вернулись от ревизора.

— Иди отнеси своей свекрови подшивки. — Галина Петровна вынула из стола три пачки ведомостей. — Посмотришь, в каком она костюме сегодня, французский, говорит. Не слушаешь ты нас, взяла бы в оборот Кирюшу, ходила бы сейчас во французских нарядах.

— В каком она кабинете? — спросила я.

— В архиве.

Я взяла документы и направилась в архив. Мне казалось, что из-за тяжести, которая на меня навалилась, я стала меньше ростом. И хотя на мне были босоножки с каблуками, я чувствовала себя карлицей.

— Что случилось?

Я подняла глаза и увидела Тетекина. Он оглядывался, нет ли кого поблизости. Коридор был пуст.

— Извини. Я не смогла. Вчера в шахте отца травмировало, я была у него. У меня твой ключ, я занесу, — сказала я.

— А я смотрю, ты какая-то расстроенная. Хорошо, заходи.

Тамары Михайловны в архиве не оказалось, архивариус сказала, что она пошла к нам за какими-то недостающими ведомостями.

— Так вот же. Я принесла. Странно, как мы с ней разминулись? — удивилась я.

— Может, она в туалет зашла? Или к плановикам, она к ним собиралась вроде.

Когда я вернулась, Тамара Михайловна уже сидела на стуле перед Галиной Николаевной.

— Здравствуйте, Тамара Михайловна. Я документы в архиве оставила…

— Анечка, Марья Семеновна сказала, что твоего папу травмировало вчера, сочувствую, очень-очень сочувствую. Ты, прям, осунулась, под глазами синяки…

— Спасибо, Тамара Михайловна. Я не спала всю ночь, в зеркало страшно смотреть…

— И все равно красавица, каждый раз смотрю и радуюсь.

— Тамара Михайловна, посмотрите, какая невеста хорошая, мы их с Кирюшей женим, женим, и все никак, — сказала Галина Петровна.

Тамара Михайловна рассмеялась:

— Кирилл мой застенчив ужасно. Даже не знаю, как у него жизнь сложится…

— Ну, смотрите, а то опоздаете, на нее уже Тетекин глаз положил. То одну бумажку просит принести, то другую.