Я покурил. Выкурил еще несколько сигарет сразу после его ухода. Ничего себе! Так он меня заметил, игнорирует просто. Или нет? Или действительно вышел подышать воздухом, и кто бы не оказался на моем месте, у любого бы отобрал сигарету и выкурил вместо него? Мысль об этом по какой-то неведомой причине была для меня слишком невозможной. Почему? Какое мне дело, чью сигарету выкурил бы Вебер? Мне надо беспокоиться совсем о другом. Однако же, этот вопрос так и не оставил меня, через каждые пять минут следующие часа два продолжал напоминать о себе. Вебер завершил еще одну операцию и пришел осматривать пациентов в приемном отделении. Я сделал все, чтобы постоянно быть рядом. Заранее вооружился всем необходимым, словно маг и почти из воздуха предоставлял для него новые одноразовые перчатки, ванночки, подставки. Если ему надо было выбросить уже использованные перчатки, тут же рядом появлялся я, он даже не успевал подумать о такой необходимости. И так с каждым пациентом, от занавески к занавеске, от кровати к кровати, пока обход не завершился. Мне было параллельно на то, что он подумает, у меня была цель, которой я решил добиться. Во что бы то ни стало. И, по-моему, я ее добился. Только не ожидал, насколько перепугаюсь и внутренне съежусь, когда это произойдет.
Осмотрев последнего пациента, старичка лет девяноста с жалобами на боли в животе, Вебер снял со своих рук перчатки и, уже не удивившись, просто вложил их в подставленную мною картонную ванночку.
– С этим все, – произнес хирург задумчиво, как бы всем сразу и одновременно никому. А потом внезапно мне:
– Зайди ко мне в кабинет. Минут через пять.
Я почти выронил из рук ванночку, и она пришлась бы прямо на дорогой коричневый ботинок немца, но чудо случилось, и я ее удержал, не вызвав тем самым в очередной раз гнев великого молодого медика.
Сделал, как мне велели. Выждал в коридоре, возле его кабинета те треклятые пять минут и, секунда в секунду в назначенный срок, тихонько постучал в дверь. Мне не ответили. Нажал на ручку и толкнул дверь вперед, сделав шаг в кабинет великого.
– Заходи, – велела мне голая спина.
Именно. В помещении горела лишь тусклая лампа на столе у доктора, а сам он стоял у окна. Хирург скинул с себя верхнюю рабочую рубашку и остался по пояс без одежды. Немец что-то разглядывал за своим окном и не повернулся к вошедшему. В который раз. Я закрыл за собой дверь и остался стоять на пороге, невольно изучая его широкую, прокаченную до каждого сантиметра, мужскую спину.
– Я хотел задать тебе два вопроса, – вдруг нарушил тишину голос Вебера.
Я проглотил язык и молчал, хотя должен был поправить его, возразить и сказать, что это я хотел с ним поговорить, а не наоборот.
– Первый. Это ты принес мне кофе?
– Я.
Признался и в то же мгновение заметил, как спрятал вспотевшие до ужаса руки в подмышки. Как будто знал, что произойдет дальше.
– Отлично, – Вебер неспеша повернулся ко мне.
Ледяные глаза не изменили своего градуса, только брови еще сильнее сдавили его переносицу. Немец медленно, словно дикий кот невероятных размеров, направился в мою сторону. Он шел, шаг за шагом приближаясь ко мне, пока не подошел так близко, что его нос почти коснулся моего лба. Хирург зачем-то склонился к испуганному санитару и понизил голос до того состояния, пока тот не превратился в мягкий хрип.
– А теперь второй вопрос.
Уточнение «какой» безмолвно растворилось у меня в голове, потому что следующим своим заявлением немец почти довел меня до комы.
– На что по вкусу похожа твоя слюна? Я ведь ее так и не распробовал…
Веберу не потребовалось бежать за мной, так как я сам придавил себя спиной к его двери. Отступил назад под его давлением. Он только жестко перехватил мои запястья, пока его прохладный язык раскрывал мои губы! Не спрашивая разрешения, немец бесцеремонно облизал их – подцепил с внутренней стороны и скользнул наружу, сделал это так, как будто бы я был не человеком, а стаканчиком с ванильным мороженым!
Именно тогда оглушительный грохот оборвал мой слух. Аромат его одеколона придавил мои плечи и я, кажется, даже стал по росту ниже. Волосы на его гладкой, широкой груди коснулись моей одежды, буквально заставив почувствовать это непозволительное прикосновение через ткань. Жар, исходивший от его шеи и загорелых ключиц, которые я в тот момент видел у себя перед носом, поджег мои щеки изнутри и заставил кадык заходить ходуном, а руки обмякнуть. Я не стал сопротивляться, позволив хирургу сделать то, что он хотел. А он хотел. Горячий кончик языка ласкал мою верхнюю губу, проникая под нее, гладил поверхность зубов и десны. Я сжался в его руках еще сильнее, вдруг поняв, что со мной происходит. Там… у меня в паху взорвалась настоящая бомба, воспламенив все мужское естество до такой степени, что даже при большом желании, я не смог бы это скрыть от чужих глаз.
– Тебе… – Вебер отстранился от меня на миллиметр и с трудом прошептал следующее прямо мне в губы. – Тебе все-таки надо бросить курить.