Забракованные

— Три миллиона двести тысяч, — подтвердила она. — Заложенный дом и горстка серебряных монет, которых хватило бы разве что на еду в ближайшие пару дней. А еще толпа страждущих мой титул женихов, в любой момент способных решиться брать особняк Бриверивзов штурмом. Я могла утопиться или повеситься в тот же день или же согласиться на предложение Гидеона и хотя бы выиграть время. — Она встала, и собеседнику пришлось поднять голову. Мэл больше не пряталась и не отворачивалась — слишком устала: и лгать, и бояться, и держать лицо. — Вы можете считать меня корыстной, лживой — какой угодно. Верите ли, мне все равно. Но вы сами сказали: я — Грерогер, — в повисшей над озером тишине ее голос зазвенел. — И я не могу смотреть на вашу рану и знать, что, возможно, могу помочь, и ничего не делать. Моя бабушка лечила всех — вне зависимости от их политических убеждений. Что бы ни хотел от вас Гидеон, это не мое дело. И у моего предложения действительно нет цены. Будем считать, что вы заплатили новыми тряпками, — Мэл с удовольствием использовала сказанное им же слово, — трехразовым питанием и возможностью посещать библиотеку.

Высказала. Выдохнула. Может теперь вышвырнуть ее из дома, отправить Гидеону посылкой — целой или по частям. Плевать. Она, наконец-то, чуть ли не первые в жизни, сделала свой выбор сама, по законам собственной совести, а не под чьим-то давлением. И готова на любые последствия.

Монтегрейн все ещё смотрел на нее и молчал, и Амелия ничего не могла прочесть по его лицу.

— И да, — вспомнила, что высказала таки не все, — я не сказала Гидеону ничего из того, чего бы он не знал. Только опровергла, что у вас романтическая связь с вашим другом. Но, думаю, это вряд ли вам повредит.

А вот теперь собеседник отреагировал: сперва его глаза округлились, а потом он подавился смехом.

— С Кристом… — выдавил из себя, явно пытаясь не расхохотаться в голос. — Связь?

Амелия пожала плечами.

— Видимо, другие причины верности вам Дрейдена ему не слишком понятны.

Монтегрейн резко посерьезнел.

— Крист несколько раз спасал мне жизнь, а я ему. И это не очень-то романтично, — признался неожиданно, хотя Мэл и не требовала никаких пояснений.

Амелия серьезно кивнула — что-то подобное она и предполагала.

— А вчера вы сами были у Гидеона, не так ли? — Все снова складывалось как нельзя логичнее. — Поэтому Дрейден так нервничал, а вас не было так долго? Он вызывал вас на допрос?

Собеседник дернул плечом.

— Это регулярный ритуал.

Амелия помолчала.

— Через девять дней он явится ко мне снова и потребует информацию, — призналась затем.

Монтегрейн тоже не выглядел удивленным.

— Дайте, — ответил равнодушно.

Что ж, то, что ей не придется придумывать уловки для встречи с главой СБ, было облегчением. Она так устала от лжи…

Обняв себя за плечи, Амелия отвернулась и шагнула к озеру ближе. Поддела носком сапога круглый камень, и тот с плеском скатился в воду, обдав обувь и подол юбки брызгами.

— Мэл? — позвали сзади.

Она обернулась, скорее инстинктивно, нежели обдуманно, и лишь потом сообразила, как к ней обратились.

Отец всегда звал ее ласково — Мэлли.

Так вышло, что младшие воспитанницы приюта стали называть ее «тетя Мэлли», и она не стала их одергивать из-за того, что это обращение напоминало о родителях и доме.

«Мэл» юную Амелию звали подруги.

Так, когда никто не слышал, всегда называла ее добрая верная Клара, горничная и самая близкая подруга юности, с которой в последний раз она виделась, отбывая из Южного округа на собственную свадьбу. Клара умерла при родах через несколько лет после отъезда Амелии из отчего дома, а Эйдан даже не позволил ей поехать на похороны.

Так звала ее Элиза Форнье, единственная подруга, как она тогда думала, в огромном недружелюбном Цинне.

Так порой звал ее Седдик и его помощницы в лазарете…

Никто, ни одна живая душа, не называл ее так очень давно.

И сейчас это забытое обращение всколыхнуло такую бурю чувств, что в горле запершило от невыплаканных слез и не сказанных вовремя слов.

Должно быть, стоило возмутиться, сказать что-то вроде: «Не смейте меня так называть!» Или: «Какая я вам Мэл?!» Но вместо этого она лишь ответила:

— Да?

Вынужденный смотреть на нее снизу вверх, Монтегрейн помедлил, на мгновение закусив губу, словно ему тоже было сложно произнести следующие слова.

Все-таки сказал:

— Кажется, мне следует извиниться. — Амелия покачала головой. — И все же извините. Если вы все еще хотите мне помочь, — взгляд на свое больное колено, как ей показалось, с отвращением, — то я готов попробовать. И даю вам слово, что о вашей тайне от меня никто не узнает. — Усмехнулся. — Если мое слово еще чего-то для вас стоит.

— Стоит, — просто ответила Мэл.

А вот в том, что Гидеон, давая ей свое слово после всего отпустить ее с миром, собирался его сдержать, сомнений было все больше. То, что дело не в банальном заговоре против короля, она поняла после приказа следить за поведением мужа в приютах — СБ кого-то ищет. Кого-то, кого Монтегрейн укрывает. И не станет ли Амелия столь же опасна для короны, если тоже узнает имя разыскиваемого? Разыскиваемой…