— Ну, не совсем так, — ответил доктор Бернард, и мне показалось, что мои слова задели его. — Кроме того, оказалось, что Филипп уже тогда решил сделать нечто, во что он нас не посвятил. Приблизительно месяц назад эксперимент состоялся. Это случилось утром 3 мая нынешнего лета Господня. Чтобы опыт выглядел убедительным, а также по настоянию дюка де Леона, принявшего мою сторону и заложившего свое имение в Падритосе в споре с дюком де Молиной, я не должен был ставить опыт на лапах или другой части тела, удаленной от жизненно важных органов. Дюк де Молина категорически потребовал сделать надрез на шее и на этом условии отдал под залог свой охотничий парк в Эстремадуре, утверждая, что собака умрет. Между прочим, как потом выяснилось, из-за неоплаченных долгов парк давно уже должен был перейти к вашему соотечественнику, торговому магнату сеньору Эспиносе. Но это к слову, ибо почти каждый при дворе что-то должен сеньору Эспиносе. Я сделал тонкий надрез на шее Берганцы, кстати, намного короче и тоньше того, что вы видите в настоящий момент, но дюк де Молина настоял, чтобы его расширили, дабы эксперимент был более убедительным, в противном случае он угрожал выйти из спора. Поскольку и другие участники спора со стороны охотников сделали в этом пари ставки, дюка поддержали. Под конец и мои единомышленники присоединилась к ним, потому что пари могло вообще не состояться. По этой причине я был вынужден расширить надрез до той величины, которую вы сейчас видите.
— Интересные люди при нашем королевском дворе, — задумчиво протянул доктор Монардес.
— О, без сомнения, — кивнул доктор Бернард. — Итак, после того, как я сделал надрез, я капнул внутрь раны немного «отвара стрелка», после чего Берганца почти сразу же стал качаться, терять сознание, а тело его задрожало мелкой дрожью. Потом и лапы у него подкосились. Как вы сами понимаете, сеньоры, каждый миг был важен. Дюк де Леон и его сторонники, как вы уже сами, наверное, догадались, торопили меня.
— Нет, нет, меня подобное вообще не интересует, — ответил доктор Монардес.
— Очень хорошо, — сказал доктор Бернард и продолжил: — Вспыхнул такой жаркий спор, что некоторые даже предложили обратиться за помощью к королю. Но это было невозможно, потому как в эти часы Филипп обычно совершал утреннюю молитву, и спорящие решили обратиться к первому министру дюку де Леке, который, в принципе, не интересовался происходящим, а просто работал у себя в канцелярии. Дюк де Лека явился лично и заявил, что стыдно в Испании запрещать кому-либо курить табак в любом количестве и в том месте, где он пожелает, поскольку — и эти его доводы я отлично запомнил — именно Испания является первооткрывательницей табака, а очень многие ее подданные именно ему обязаны своим благосостоянием. А если учесть торговые интересы страны, то курение нужно сделать даже обязательным, а не заниматься «абсурдом», как он выразился, и запрещать кому-либо курить. При этом он лично показал пример, закурив сигару, за ним последовали все сторонники дюка де Леона, а также я.
— Сеньор де Лека очень умен. Я всегда это утверждал, — констатировал доктор Монардес.
— Несомненно, сеньоры, — согласился королевский лекарь. — К нашей радости, спустя полтора часа Берганца полностью пришел в себя и встал, хотя взгляд у него все еще был мутный. Торжествующие сторонники дюка де Леона окружили его, каждому хотелось погладить животное и потрепать его за уши. Несмотря на мои возражения, они начали бросать ему кусочки мяса и сладости, горячо желая подкрепить. Хорошо, что Берганца был на привязи и не мог дотянуться до еды, к тому же, он был еще очень слаб и не проявлял к ней особого интереса. А там, надо заметить, образовалась целая куча мяса и пирожных.
— Последние особенно вредны для его зрения, — обеспокоенно заметил доктор Монардес.