Читаем Забвение полностью

ТАКЖЕ ВПОСЛЕДСТВИИ ПОЯВИЛАСЬ ЕЩЕ ОДНА ОБЩАЯ И СВЯЗУЮЩАЯ НАС, СОСТАВИВШИХ СЛУЧАЙНУЮ ЧЕТВЕРКУ, ТРЕВОГА: ОНА КАСАЛАСЬ ЗНАЧЕНИЯ, ВЛОЖЕННОГО В СЛОВО «ИХ» ИЗ ПОВТОРЯЮЩИХСЯ ИМПЕРАТИВОВ, КОТОРЫМИ МИСТЕР ДЖОНСОН СПЕРВА ИЗРЕДКА ПЕРЕМЕЖАЛ УРОК НА ДОСКЕ, А ПОТОМ ЦЕЛИКОМ ПОКРЫЛ ЕЕ ИМИ, СТЕРЕВ ВСЕ ПРЕДЫДУЩЕЕ. ВО ВРЕМЯ ИНЦИДЕНТА И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЙ ВСЕ ВОВЛЕЧЕННЫЕ СТОРОНЫ БЕЗОГОВОРОЧНО ПРЕДПОЛАГАЛИ, ЧТО «ИХ» НА ДОСКЕ ОТНОСИЛОСЬ К УЧЕНИКАМ В КЛАССЕ И ЧТО НЕПРОИЗВОЛЬНОЕ ПОВТОРЕНИЕ ЭТОГО ВЫРАЖЕНИЯ БЫЛО ПРОЯВЛЕНИЕМ КАКОЙ-ТО БОЛЬНОЙ ЧАСТИ ПСИХИКИ МИСТЕРА ДЖОНСОНА, ПОБУЖДАЮЩЕЙ ЕГО УБИТЬ НАС ВСЕХ. ЕСЛИ МЕНЯ НЕ ПОДВОДИТ ПАМЯТЬ, ИМЕННО МОЙ СТАРШИЙ БРАТ (КОТОРЫЙ К ЭТОМУ ВРЕМЕНИ ПО НЕГЛАСНОМУ ДОГОВОРУ С ГРАЖДАНСКИМ СУДОМ ОКРУГА ФРАНКЛИН ЗАВЕРБОВАЛСЯ В ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ И ОТПРАВИЛСЯ СЛУЖИТЬ В ТОМ ЖЕ ПОЛКУ, ГДЕ ТРИ ГОДА СПУСТЯ ОТЛИЧИЛСЯ ТЕРЕНС ВЕЛАН) ПЕРВЫМ ДОПУСТИЛ, ЧТО «ИХ» В ИМПЕРАТИВАХ МОГЛО ОТНОСИТЬСЯ ВООБЩЕ НЕ К НАМ – ЧТО, СКОРЕЕ, БОЛЬНАЯ ЧАСТЬ ПСИХИКИ МИСТЕРА ДЖОНСОНА ПРЕДУПРЕЖДАЛА НАС, А «ИХ» – ЭТО КАКОЙ-ТО СОВЕРШЕННО ДРУГОЙ ТИП ИЛИ ГРУППА ЛЮДЕЙ. КТО ИМЕННО ПОДРАЗУМЕВАЛСЯ ПОД ЭТИМ СЛОВОМ, ОСТАНЕТСЯ ЗАГАДКОЙ – КАК ЗАМЕЧАЛ МОЙ БРАТ В ПИСЬМЕ, ПОКОЙНЫЙ ЗАМЕЩАЮЩИЙ УЧИТЕЛЬ УЖЕ НЕ В ТОМ ПОЛОЖЕНИИ, ЧТОБЫ РАЗВИТЬ СВОЮ МЫСЛЬ.

О самом классе миссис Роузман – который, даже почти опустев после массового исхода, не казался особенно большим, – у меня остались только самые общие, импрессионистские воспоминания. Там лицом на север стояли 30–32 парты, а на северной стене висела доска с кривой массой из 212 перекрывающих друг друга «УБЕЙ ИХ» и фрагментов той же фразы, а также к востоку от доски стояли учительский стол и серый стальной шкафчик, где хранились принадлежности для изо и аудиовизуальные пособия по граждановедению. Восточная стена частично состояла из двух больших прямоугольных окон; вдоль основания каждого у подоконника шли петли, чтобы в хорошую погоду слегка приоткрывать их наружу. В отсутствие придуманных мной картин сетчатая проволочная решетка придавала окнам казенный вид и подчеркивала ощущение запертой клетки. Также над верхними краями окон под потолком шла хронологическая серия американских президентов. Сам потолок был стандартным навесным, из белых асбестовых плиток: 96 цельных плюс 12 неполных в южном конце (размеры плиток не совпадали с длиной класса, что я определял в 7,5 метра). Где-то в полуметре от фальшпотолка висели две длинные флуоресцентные лампы на кронштейнах, которые, по идее, крепились на той же металлической решетке, на какой лежали плиты. Все звукопоглощающие плиты той эпохи были из асбеста. Внутренние стены казались бетонными блоками, густо покрытыми несколькими слоями краски (возможно, до четырех слоев краски или больше, так что неровная текстура блоков под ними становилась сглаженной и невидимой) тошнотно-зеленого цвета в классах и сливочно-бежевого или серого – в коридорах. Узор на плиточном полу был неровной клеткой, тоже сероватого или зеленого цвета, хотя и слегка другого оттенка, так что было неясно, это пол выбрали под цвет стен или весь ансамбль сложился случайно. Я ничего не знаю о том, когда построили школу Хейса или по каким стандартам, – но снесли во время администрации Картера и Роудса, а на ее месте построили новое, предположительно более энергоэффективное здание. На южной стене класса граждановедения (которую не видел никто, кроме учителя, из-за направления парт учеников) находились кабинетные часы, навесной звонок и громкоговоритель в деревянном корпусе, с накрытой какой-то синтетической мешковиной лицевой стороной, подключенный к системе громкой связи в кабинете директора.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Книга Балтиморов
Книга Балтиморов

После «Правды о деле Гарри Квеберта», выдержавшей тираж в несколько миллионов и принесшей автору Гран-при Французской академии и Гонкуровскую премию лицеистов, новый роман тридцатилетнего швейцарца Жоэля Диккера сразу занял верхние строчки в рейтингах продаж. В «Книге Балтиморов» Диккер вновь выводит на сцену героя своего нашумевшего бестселлера — молодого писателя Маркуса Гольдмана. В этой семейной саге с почти детективным сюжетом Маркус расследует тайны близких ему людей. С детства его восхищала богатая и успешная ветвь семейства Гольдманов из Балтимора. Сам он принадлежал к более скромным Гольдманам из Монклера, но подростком каждый год проводил каникулы в доме своего дяди, знаменитого балтиморского адвоката, вместе с двумя кузенами и девушкой, в которую все три мальчика были без памяти влюблены. Будущее виделось им в розовом свете, однако завязка страшной драмы была заложена в их историю с самого начала.

Жоэль Диккер

Детективы / Триллер / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы