Забвению не подлежит

В эти тревожные дни мне пришлось заниматься расследованием еще одного необычного для меня дела. Но об этом необходимо рассказать более подробно. В ночь на 20 октября батальон 249-го стрелкового полка вместе с приданными артиллерийскими, минометными и другими подразделениями усиления через болота проник глубоко в тыл противника. Там наши воины внезапным ударом нанесли немцам ощутимые потери. Успешно выполнив боевое задание, батальон на следующую ночь перебрался в другой район и занял днем круговую оборону. В полдень бойцы боевого охранения задержали слонявшуюся у опушки леса вблизи наших позиций девушку. Кстати, об этом факте упоминает ветеран 16-й стрелковой дивизии Антанас Повилавичюс в своей книге воспоминаний «Нас ждали родные березы», вышедшей в 1973 году в Вильнюсе на литовском языке. Когда о появлении девушки в расположении батальона стало известно старшему оперуполномоченному отдела по обслуживанию 249-го стрелкового полка капитану Й. Юргайтису, находившемуся вместе с бойцами в тылу у противника, у него возникло подозрение, что девушка может быть немецкой шпионкой, и ее без промедления тем же путем через болота под конвоем переправили в отдел.

Девушка назвалась Аннушкой.

Составив протокол о задержании, я задал вопросы: кто такая, откуда и куда шла, что делала в прифронтовой полосе. Девушка казалась совершенно спокойной — без волнения рассказывала о своей жизни, родителях. В 1942 году она добровольно вступила в ряды народных мстителей и в составе партизанской группы на самолете была переброшена в тыл немецких войск. Работала в партизанском отряде радисткой, участвовала во всех боевых походах в так называемом Полоцком партизанском треугольнике. Неделю назад эсэсовские, карательные части окружили отряд. В завязавшемся бою партизаны понесли тяжелые потери — многие погибли, лишь кое-кто вырвался из окружения. Аннушке удалось бежать. Она все время шла на восток, к своим, и таким образом оказалась в расположении наших войск. Вот и все.

На посланный запрос вскоре получили ответ — Аннушка действительно радистка партизанского отряда, в указанное ею время была направлена на оккупированную немцами территорию. Позже связь с отрядом прервалась, и уже около шести месяцев о нем ничего не известно.

Все как будто соответствовало показаниям Аннушки о ее участии в партизанском движении. И все же что-то было не совсем так. Главное противоречие — полгода потери связи с отрядом и недельный срок согласно утверждению задержанной.

Еще и еще раз анализировал показания радистки, сопоставлял приведенные ею факты, особенно относящиеся к тому периоду, когда связь с отрядом отсутствовала. Вторично допросил ее по тем же вопросам, которые уже ей задавались ранее. Теперь девушка отвечала не так уверенно, как в первый раз, начала нервничать:

— Я ведь уже об этом рассказала.

— А вы повторите свои показания.

О всех обстоятельствах, относящихся ко времени до потери связи с отрядом, повторные показания Аннушки даже в деталях не расходились с тем, о чем, она сообщила при первом допросе. Однако дальше задержанная явно плела плохо зазубренную легенду.

— На первом допросе вы утверждали, что в указанную ночь отряд располагался в деревне Иванково, а теперь говорите, что это была деревня Дятково?

Она все больше путала, «не припоминала», ошибалась, и противоречия в ее показаниях нагромождались одни на другие.

Тогда я перестал писать протокол, стараясь склонить задержанную к откровенной беседе. Указал на непоследовательность в ее показаниях.

Аннушка замолчала. Сидела, понурив голову, и вдруг разрыдалась:

— Боюсь сознаться…

Это было началом ее искреннего раскаяния. Аннушка рассказала следующее.

Гитлеровцы разгромили партизанский отряд полгода назад, и она попала в плен. Однако затем начались совершенно неожиданные и непонятные для нее события: немцы ее не пытали, не собирались вешать, как они это обычно делали с партизанами, даже не допрашивали ее. Спустя некоторое время ей разрешили свободно прогуливаться по двору дома, в котором располагался немецкий штаб, а командир воинской части, хорошо говоривший по-русски капитан по фамилии Штефан, был с Аннушкой изысканно вежлив, ни разу не расспрашивал ни о партизанах, ни о ее родственниках. Так прошел месяц, другой. Затем Штефан начал ей давать невинные, на первый взгляд, поручения. У Аннушки был красивый почерк, и ей велели переписывать какие-то списки. Затем Штефан поручил ей выписать из списков советских военнопленных каждого десятого, которых эсэсовцы вскоре расстреляли в отместку за совершенный кем-то побег из лагеря. Ее послали с повесткой к местному жителю. Ничего не подозревая, он явился в немецкий штаб, и его на глазах у Аннушки повесили.

Хитрый и коварный немецкий разведчик незаметно опутал Аннушку липкой и прочной паутиной, из которой она не сумела вырваться. Выполнение этих «невинных» поручений оказалось равносильным сотрудничеству с врагом.

Она это поняла слишком поздно, а Штефан убедил, что дороги назад у нее нет…