Забыть Миссанрею

— Это ваш первый бой, «котята», хотя для кого-то он стал последним. Жаль парней… вы с ними бок о бок почти полтора года провели, а тут вдруг такое… но это наша работа, это наша жизнь. Мы ее сами выбрали. И нам еще предстоит много таких вот «трудодней», чтобы остальная часть обитаемого мира могла спать спокойно. Кто-то скажет, что от этих замшевых мартышек не может быть большого вреда Галактике и будет прав. Но за спиной шеллакцев стояли люди. Людей надо было остановить, чтобы другим не было повадно портить жизнь на других планетах. Людям… таким, как этот.

Рой шагнул вперед, испытывая горячее желание пнуть распростертое тело ногой.

— Ну, вот и все. Вот и ваш Жоэсс-Камнедержец.

Не удержался, слегка толкнул шлем носком ботинка. И тот неожиданно легко скатился с головы, открывая лицо погибшего.

Вернее, погибшей.

— Баба, — выдохнул стоявший рядом Такер.

На камнях лежало тело немолодой уже, лет чуть ли не под пятьдесят, женщины. Оттенок кожи, форма черепа и носа выдавали в ней уроженку одной из окраинных планет, где радиация часто приводит к мутациям. Женщину выдавали в ней мелкие черты лица, украшение коротко остриженного черепа и полное отсутствие растительности.

— Ну, кто бы мог подумать, — Рой подошел, приподнял ногу, чтобы по давней привычке коснуться ногой тела, но передумал. — Жоэссом-Камнедержцем оказалась баба… да еще с какой-то этнической планеты. Рассказать кому — не поверят.

Он осекся, краем глаза заметив движение. Курсант Айвен Гор изменился в лице. Попятился, словно встретил призрака. Побледнел.

— Ты чего? Рядовой Гор. Гор. — не хватало еще, чтобы парень хлопнулся в обморок прямо тут. Хотя, его можно понять — в женщину стрелять не каждому доводилось. Да еще в первом же бою. Да еще не зная, что перед тобой — женщина.

— Ничего, — он отвернулся, шагнул в сторону.

— Эй. А ну вернись.

Айвен замер, словно его ударили в спину.

— Простите, кептен, — глухо сказал он. — Но я не могу…

Он знал, что ему смотрят в спину. Знал, что сейчас капитан крутит пальцем у виска. Знал, что товарищи боязливо и понимающе перешептываются за спиной — мол, сломался, испугался. Он все это знал и понимал и ничего не делал для того, чтобы все изменить. Он должен сохранить свою тайну, постараться забыть прошлое, которое упрямо не желало умирать на дне души и раз за разом, в каких-то мелочах, знаках, звуках, жестах напоминать о себе.

Женщины. Увы, в его жизни они играли слишком большую роль.

После свадьбы жизнь его круто изменилась. Ренн сам сначала не понял, насколько круто. Проснувшись, долго лежал, не шевелясь и боясь повернуть голову. Метка над ухом горела огнем. Яркие воспоминания минувшей ночи — его первой брачной ночи. — вставали в памяти, но он упорно отгонял их подальше, чувствуя, как щеки заливает горячая краска стыда. Неужели все это было? Было с ним? Боялся повернуть голову, чтобы увидеть ее при дневном свете. Жену. Женщину, которая практически изнасиловала его, прикрутив к постели. Наручники до сих пор сковывали запястья, и вывернутые плечи болели, хотя от изголовья кровати его, кажется, все-таки отстегнули. Неужели — пришла запоздалая мысль, — и мать проделывала с отцом все то же самое? Как отец после этого не покончил с собой?

Понемногу вернулось любопытство. Ухо уловило слабый шорох где-то за спиной. Значит, встала. Мягко стукнула дверь. Ушла. Ну и пусть. Ему все равно. Пусть делает, что хочет. Его это не касается. Не должно касаться.

Несколько минут спустя снова стукнула дверь. Послышались мягкие шаги, обходившие супружеское ложе.

— Ты уже проснулся?

Он невольно напрягся, но не пошевелился. Шаги приблизились. Скрипнула постель, когда жена присела рядом. Что-то тихо звякнуло. Посуда? В нос ударил крепкий запах каппы со сладкой ватой.

— Я решила накормить тебя завтраком. Сегодня первый день нашей совместной жизни… Ну же, милый. Я вижу, что ты не спишь. Повернись ко мне и хватит дуться.

Он не шевелился.

— Не будь ребенком. — ее голос был по-прежнему мягок, но под этой мягкостью, как когти под хищной лапкой, скрывался металл. — Если бы ты не упрямился, как маленький глупый мальчик, ничего бы этого не было. Мне пришлось так поступить из-за твоего упрямства.

Он крепко зажмурил глаза.

— Перестань притворяться спящим. — жена повысила голос. — И посмотри на меня. Живо.

Он вздрогнул, стиснул кулаки, цепляясь за простыню.

— Так. Это мне надоело. Если ты собираешься своими глупостями испортить мне первый день семейной жизни, ничего у тебя не выйдет. Ты что, обиделся? Милый мой, ты сам во всем виноват. Не надо быть таким упрямым…

— Я не хотел, — прошептал он одними губами.

— Не хотел он. — его шепот все-таки услышали. — Ты — мужчина. Всего-навсего особь мужского пола. От тебя ничего не зависит. Разве отец тебе этого в детстве не объяснил?

Он промолчал.

— Тогда это сделаю я. Но не раньше, чем ты попросишь у меня прощения. Я старалась, делала ему каппу, взбивала сладкую вату, украшала ее фруктами, а он, видите ли, обижается. А ну, быстро посмотрел на меня.

— Нет.