Забыть Веронику

К темно-серому трехэтажному зданию, в котором располагался отдел полиции Восточного района, я подошел ровно в три часа дня. На всякий случай нащупал в кармане паспорт, мало ли, вдруг придется предъявлять на входе, пропуск выписывать. Но документ никто не спросил. Пройдя мимо широкого окна с надписью «Дежурная часть», я поднялся на третий этаж по лестнице, которая, похоже, использовалась сотрудниками отдела в качестве зоны для курения. По коридору дошел до триста восемнадцатого кабинета и в недоумении остановился. По здравому разумению, триста двадцатый должен находиться рядышком. Однако его не наблюдалось. Пока я сомневался, из триста восемнадцатого вышел высокий темно-русый мужик в джинсах и темно-синем джемпере, задержал на мне взгляд, слегка прищурился и направился в конец коридора. У меня возникло ощущение, в общем-то не свойственное мне. Дело в том, что обычно я либо сразу узнаю человека, либо не узнаю совсем. Никаких таких «где-то я его раньше видел» у меня не случается. А вот с этим субъектом получилось не так. Увидев его, я в ту же секунду решил, что когда-то в прошлом уже пересекался с ним, но совершенно не представлял, где и когда это могло произойти.

— Простите, — окликнул я его, — где находится триста двадцатый кабинет?

— А вон в той стороне, слева от лестницы, — не замедляя шага, небрежно махнул рукой мужик и секунду спустя обернулся: — Точно, Евгений Вениаминович, это вы! А я вас сразу и не узнал! Только по голосу и понял, что это вы.

— Вот как? И где же вы слышали мой голос?

— В Гуманитарной Академии, на лекциях по культурологии, — улыбнулся молодой человек. — А потом и на экзамене.

— Видимо, это было очень давно?

— Лет десять прошло, Евгений Вениаминович.

— Как вас зовут, напомните?

— Сергей. Учился на факультете журналистики.

— Но журналистом, как я понимаю, не стали? Вы же здесь работаете, в полиции?

— Да, чуть больше полутора лет. А до этого служил в пресс-службе Центрального военного округа и ушел оттуда вовсе не из-за профнепригодности, — слегка помрачнев, сказал мой бывший ученик. — Так что учился все же не совсем зря... А вы где сейчас?

— Там же. Вот только сегодня экзамен принимал у нового поколения журналистов.

— Ясно. Вы же к нашему начальнику пришли, к Павлу Ивановичу?

— Да, к нему, — кивнул я.

— По поводу вашей супруги, да? — понимающе кивнул он. — Я слышал от коллег, какая беда у вас случилась. Евгений Вениаминович, я искренне сочувствую вашему горю. Очень бы не хотел пережить подобное… Пойдемте покажу вам кабинет.

Через минуту я распрощался с Сергеем (фамилию его так и не вспомнил) и открыл дверь триста двадцатого кабинета. Сразу же увидел Пашку Грушина, стоящего вполоборота ко мне и убиравшего в темно-коричневый сейф какие-то папки. Вот его я узнал сразу же, хотя никогда прежде не видел своего школьного приятеля в форменной одежде, при погонах. Да и вообще, последний раз мы встречались на десятилетней годовщине нашего выпуска и с тех пор не только не виделись, но и не созванивались.

Обмен любезностями не занял много времени, хотя Пашка встретил меня очень дружелюбно, даже с объятиями. То, что я к нему пришел не для того, чтобы вести разговоры «за жизнь» или вспоминать забавные случаи из школьной жизни, он понял еще вчера, когда я позвонил ему впервые за несколько лет и попросил о личной встрече. И не мог он не догадываться, что обращаюсь я к нему не только как к школьному товарищу, но в первую очередь как к сотруднику полиции. Так получилось, никто из друзей моего детства не связал свою жизнь с правоохранительными органами, так что Грушин был единственным человеком в этих самых органах, к которому я мог обратиться, скажем так, не на общих основаниях.

— Понимаешь, Пашка, — приступил я к невеселому рассказу, — я даже не уверен, что ты мне сможешь помочь. Сегодня уже тринадцатый день, а я из книжек знаю, что проще всего расследовать преступления по горячим следам...

— Тринадцатый день после чего? — уточнил он.

— Моя жена... Маргарита... Она погибла семнадцатого мая. И твои коллеги, которые проводили проверку, пришли к выводу, что она покончила с собой.

— Женька... Я тебе искренне сочувствую. Может, налить?..

Ну что он мог мне предложить? В лучшем случае коньяк, в худшем — водку. Не привык я пить такие напитки посреди дня. Вот наступит вечер, приедет ко мне Верочка, с ней и выпьем…

— Нет, Паш, спасибо. У меня сегодня еще дела в Академии, — соврал я.

— Ну хорошо-хорошо, заставлять не буду. Как это случилось, Женька?

Как случилось... Бессчетное количество раз я вспоминал тот кошмарный вечер, и все мои воспоминания были как будто подернуты пеленой серого тумана. Я помнил все, но так, словно это не со мной было, а с каким-то киногероем, за жизнью которого мне довелось наблюдать по телевизору. Возможно, это работал механизм психологической защиты, не позволяя мне слишком уж близко к сердцу принимать обстоятельства смерти Риты. У меня даже сложилось такое ощущение, что если бы я каждый вечер не обсуждал эту историю с Верочкой, то все подробности уже выветрились бы из моей головы.