Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800

И, наконец, непосредственно в Каире находилась главная штаб- квартира французской армии, размещавшаяся, как уже выше отмечалось, в бывшем дворце Алфи-бея. Впрочем, и она располагалась не в глубине городских кварталов, а на их окраине: сразу за садом дворца начиналась сельская местность - пригородные поля и посадки фруктовых деревьев. В «Докладе» численность гарнизона штаб- квартиры определена примерно в 200 чел.{598}, что несколько выше цифр, приведенных в таблице. Очевидно, разница возникла из-за того, что в ней не учтены пешие гиды, также оставленные Клебером в Каире. Согласно данным на 25 мая 1800 г., то есть через месяц после окончания весенней кампании (более ранние сведения до нас не дошли), в Восточной армии находилось в строю 98 пеших гидов (6 офицеров и 92 рядовых и унтер-офицера){599}, что примерно и соответствует указанной разнице.

И вот этим примерно двум тысячам французских солдат и офицеров во главе с комендантом города генералом Вердье предстояло держать в повиновении полумиллионную{600} столицу Египта.

Начало восстания

Согласно официальной французской версии, изложенной в «Докладе» и получившей затем распространение в историографии, Второе Каирское восстание стихийно началось в Булаке, когда ушедшие из Каира основные силы армии Клебера вступили в сражение с войсками великого визиря:

«Несколько часов спустя после начала битвы при Гелиополисе восстание вспыхнуло в городе Булак; его жители под руководством небольшой группы османов подняли белые флаги{601}, вооружились ранее припрятанными ружьями и саблями, вышли за городскую стену и яростно бросились на форт Камен, гарнизон которого насчитывал всего лишь десять человек. Комендант приказал открыть по ним артиллерийский огонь картечью, и они тут же рассеялись. Самые фанатичные упорствовали в нападении, пока отправленные генералом Вердье стрелки и энергичная вылазка из главной штаб-квартиры не вынудили их отступить. Тогда обитатели Булака ограничились стрельбой по французским войскам, с какой бы стороны те ни пытались войти в город»{602}.

Однако эта версия происшедшего не подтверждается независимыми свидетельствами французских участников событий. Так, офицер артиллерист Ришардо, настроенный, как мы помним, весьма критически к сведениям, изложенным в «Докладе», замечает в своих мемуарах относительно приведенного выше фрагмента: «Нет, жители ни Булака, ни Каира не “вооружались ранее припрятанными ружьями и саблями”! Припрятанное жителями оружие! Невозможно!»{603} Действительно, трудно представить себе, что горожане могли сохранить у себя значительные запасы оружия при установленном французами жесточайшем полицейском режиме.

Не совпадает версия «Доклада» и с тем, что говорится о начале восстания в «Подробном отчете» Мишо. По его словам, детонатором бунта стало вступление в Каир остатков разбитого у деревни Матария авангарда армии визиря - отряда турок и мамлюков под командованием Насуф-паши и Ибрагим-бея:

«29 вантоза [20 марта] в Каире стали заметны первые искры того пламени, которое тлело с момента прибытия туда османов, бежавших, или скорее посланных, из лагеря визиря. Было проявлено так мало предусмотрительности, чтобы затруднить им проникновение [в город], и мер, чтобы изгнать их оттуда, что в день битвы при Матарии их там уже находилось изрядное количество.

От пяти до шести тысяч турок и мамлюков с Насуф-пашой, командиром авангарда визиря, и Ибрагим-беем во главе, избежав разгрома при Гелиополисе, <...> по частям проникло в Каир с разных сторон, в основном через ворота Баб ан-Наср, на протяжении 29-30 вантоза [20-21 марта]. 30 вантоза прозвучало несколько ружейных выстрелов на площади Азбакийя» и т. д.{604}

Таким образом, согласно Мишо, первые боевые столкновения в Каире последовали лишь за приходом войск Насуф-паши, о событиях же в Булаке не говорится ни слова.

Однако почему мы должны отдавать предпочтение отчету Мишо перед официальным «Докладом»? Самого Мишо в момент начала восстания, скорее всего, в Каире не было, и он вместе с другими офицерами штаба сопровождал Клебера на поле боя. В пользу такого предположения говорит то, что его пространный рассказ о сражении при Гелиополисе содержит намного больше подробностей, чем довольно схематичное описание им первых дней восстания, сделанное, очевидно, с чужих слов.