Турецкому командованию и мамлюкам удалось взять народную стихию под свой контроль и наладить достаточно эффективную систему управления военными операциями. Как свидетельствует ал- Джабарти, по всем стратегически важным пунктам города были распределены отряды турецких солдат и мамлюков, возглавляемые турецкими командирами и мамлюкскими беями. Каждый из таких отрядов фактически становился тем боевым ядром, вокруг которого группировалась многочисленная, но менее организованная масса вооруженных жителей соответствующего района. Подобная децентрализация командования позволяла быстро реагировать на возникавшие угрозы, поскольку конкретные тактические решения принимались на месте. Вместе с тем существовал и своего рода стратегический резерв: «...Часть турецких солдат и присоединившихся к ним жителей находились в квартале ал-Джамалийа, и, если к ним присылали за подкреплением гонца из какого-либо района, они посылали туда часть своих людей».
Как мы уже видели, все французские источники были едины в констатации высокого боевого духа повстанцев. О том же пишет и ал-Джабарти: «Все жители Каира днем и ночью находились либо на улицах города - кто не мог воевать, либо на окраинах за баррикадами - кто обладал отвагой и мог сражаться. Никто не спал дома, кроме больных и трусов»{648}
.Восставшие старались по возможности нейтрализовать те два основных фактора, что с начала Египетской экспедиции обеспечивали победы французской армии над местными воинскими формированиями, - превосходство в артиллерии и организации. Что касается артиллерии, то в Каире были налажены ремонт и производство артиллерийских орудий:
«Осман Катхода устроил мастерскую для производства боеприпасов в доме Каида Ага на улице ал-Хурунфиш. Сюда привели также оружейников, тележников, кузнецов и литейщиков и заставили их изготовлять пушки и бомбы, исправлять пушки, найденные в некоторых домах, делать колеса, ядра и так далее. Им доставляли всё то, в чем они нуждались: дерево, ветки, железо. Сюда собрали также кузнецов, литейщиков и различных ремесленников, которые умели изготовлять военное снаряжение. <...> Осман Катхода уделил этой мастерской много внимания и израсходовал на нее большие средства. Привезли и остальные пушки, находившиеся в Матарийе, и всякий раз, когда подвозили пушку, за ней с криком и воплями следовала большая толпа черни и детей. Они выкрикивали: “Аллах! Дай победу султану! Погуби неверных!” и подобные этому слова»{649}
.Преимущество же французской армии в военной организации существенно нивелировалось условиями городской войны. Если в поле отработанные до автоматизма навыки быстрого перестроения и ведения беглого огня позволяли французам одерживать верх над многократно превосходившим их по численности полчищами восточных воинов, то в городе противникам приходилось сражаться в ближнем бою на ограниченном для маневра пространстве. После окончания восстания Клебер рассказывал генералу Ланюсу: «Это совершенно адская война - война в водостоках и на баррикадах; наши солдаты первое время не хотели в нее ввязываться...»{650}
, и повстанцы это быстро поняли. Как мы могли заметить, они после неудачи во фронтальных атаках стали предпочитать им постепенное перетекание из дома в дом, где в скоротечных рукопашных схватках французам не могли помочь отточенные годами умения слаженно маневрировать и вести огонь залпами.Подводя в «Докладе» промежуточный итог первым четырем дням боев, Клебер фактически признает, что, хотя приход Лагранжа и позволил временно стабилизировать ситуацию, перспективы ее дальнейшего развития не сулили французам ничего хорошего:
«Позиции вокруг штаб-квартиры вскоре стали непреодолимыми: артиллеристы и саперы соревновались между собой в организации этой доблестной защиты, приведшей врага в замешательство. Цитадель и форт Дюпюи продолжали бомбардировки города, начатые еще в первые часы восстания. Однако нам пришлось оставлять один за другим дома, которые мы занимали у площади. Инсургренты продвинулись также и на нашем левом фланге вглубь Коптского квартала. Они заняли наиболее удобные позиции для того, чтобы перехватывать все наши коммуникации и поддерживать свои с внешним миром»{651}
.Даже после прибытия Лагранжа французы по-прежнему находились в осаде.
Перемена ролей
Утром 24 марта
повстанцы возобновили наступательные действия при поддержке артиллерии. «Мы не слишком удивились, - пишет Муаре, - увидев, что на третий день{652} они вернулись с пушками. Это были те орудия, которые мы захватили и беспечно бросили в Матарии, даже не заклепав{653}. Подобная недальновидность могла оказаться для нас губительной...»{654} Мишо также констатирует, что утром этого дня восставшие открыли огонь по главной штаб- квартире из пушек, доставленных ранее из Матарии и установленных теперь на другой стороне площади: