Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800

30 ноября Клебер издал приказ по армии о расформировании опозорившей себя неповиновением 2-й легкой полубригады и распределении ее военнослужащих по другим частям{340}. В тот же день он коснулся этого вопроса в письме генералу Рейнье: «Генерал Дама вам напишет относительно той части 2-й легкой [полубригады], которая должна влиться в полубригады вашей дивизии. Соблюдайте осторожность при данной операции и держите под наблюдением этих негодяев»{341}. Правда, 9 декабря Клебер несколько смягчил наказание: полубригада сохранилась как отдельная часть, но была в наказание лишена своих элитных подразделений - рот карабинеров и музыкальной команды{342}. А это, в частности, означало, что получившие опыт бунта карабинеры 2-й полубригады, которых уже распределили по ротам карабинеров и гренадеров других полубригад, там и останутся.

Остальные подразделения, находившиеся во время мятежа в Дамьетте, также были переведены в другие места. 10 декабря Клебер сообщил коменданту Александрии генералу Ланюсу: «Предупреждаю вас, что отряд [кавалеристов] 22-го конно-егерского полка, который должен вскоре прибыть из Дамьетты, играл главную роль в мятеже, имевшем место в этом городе 1-го и 2-го числа этого месяца [фримера, или 22-23 ноября]. Приказываю вам отстранить от должностей офицеров, командующих этим отрядом, и держать их под арестом до тех пор, пока не назовут наиболее провинившихся, которых вы также арестуете и отправите сюда для предания военному суду. Проведите это дело весьма жестко»{343}.

Однако ввиду дефицита личного состава наказать всех бунтовщиков с должной строгостью не представлялось возможным. А это означало, что с передислокацией виновных в мятеже частей зараза неповиновения может быть перенесена и в другие гарнизоны.

Игра продолжается

Пока французское командование вынуждено было заниматься мятежом в Дамьетте, армия великого визиря после месячного пребывания в Яффе вновь пришла в движение. 23 ноября коллежский асессор Франкини написал из турецкой ставки: «Хуссейн-паша выступил к Газе. На днях за ним последуют Мустафа-паша, Шери-паша, войска из Алеппо, а немного погодя - весь лагерь, великий визирь и министр»{344}. С приближением ставки великого визиря к египетской границе обмен письмами между ним и Клебером существенно ускорился.

28 ноября Муса Татарин доставил в Каир сразу два письма от Юсуф-паши. Первое, как сообщалось в нем, являлось копией того послания, оригинал которого должен был привезти морем генерал- адъютант Моран, застрявший в Яффе из-за шторма. Здесь же говорилось, что на совещании с участием великого визиря, русского драгомана Франкини и командора Смита было решено, что именно последний станет полномочным представителем союзников на переговорах с французами. Во втором письме визирь извещал, что находится в Яффе с армией, ждущей приказа атаковать Эль-Ариш, однако ради предотвращения кровопролития он готов начать переговоры. Поскольку их ведение союзники доверили командору Смиту, французским парламентерам предлагалось прибыть на корабль «Тигр»{345}.

1 декабря Клебер с тем же курьером отправил Юсуф-паше ответ. Высказав сожаление о том, что визирь не согласился на сепаратную сделку; французский главнокомандующий тем не менее выразил готовность вести диалог в предложенном ему формате: «Я бы хотел иметь дело только с вами, Ваше превосходительство, и мы быстро бы поладили, но, поскольку обстоятельства сложились иначе, я им подчиняюсь»{346}.

Клебер рассчитывал на то, что с началом переговоров будет заключено перемирие, о чем 30 ноября сообщил генералу Рейнье{347}. В письме же Директории от 3 декабря Клебер объяснил, какие надежды связывает с подобной отсрочкой начала военных действий: «Армия визиря, расположенная на сырых равнинах Яффы и Газы, утратит боевой дух из-за лишений и болезней»{348}.

То, что нам сегодня известно о состоянии войск визиря, показывает, что расчет французского главнокомандующего был верен. Франкини регулярно сообщал из Яффы об испытываемых турками проблемах со снабжением и дисциплиной:

«8 (19) ноября <...>. С момента выхода из Константинополя и на протяжении всего марша до Хамы и затем до Дамаска в лагере ощущался существенный дефицит провианта, фуража, ячменя и дров, а от Дамаска и далее - абсолютно всего. Сегодня ячмень в значительной степени заменяется просом, которое выдают в размере двух пятых частей пайка. <...> Армия, собранная из разных провинций, нетерпелива, подвержена дезертирству и другим эксцессам. Лошади отказываются питаться просом, а войска уже воротит от одного только вида размоченных сухарей. Сливочное масло, когда оно есть, стоит от четырех до пяти пиастров за ок{349}; рис - 70 пара; их уже не потребляют. Свеча стоит 10 пиастров; булгур - 40 пара; небольшая вязанка дров стоит столько, сколько в других местах розы»{350}.