Вчера в полдень двое или трое егерей прибежали в расположение 4-й [легкой] полубригады]. Тут же стали бить общий сбор, и карабинеры направились в форт Каффарелли{427}
. Я прибыл туда почти одновременно с ними и, поговорив с заводилами, добился, чтобы все возвращались в свой лагерь. Однако едва половина их вышла из форта, как раздались голоса, что надо подстраховаться. Они вернулись, и не было никакой возможности помешать им дать выстрел из сигнальной пушки. Это, однако, не привело к существенному увеличению числа бузотеров, и, поговорив с ними несколько минут, я во второй раз добился того, что они решили уйти и отправились восвояси. Спустившись к подножию форта, их главари закричали, что надо идти на площадь. Я снова попытался им помешать, но тщетно. Там находились пьяные егеря и канониры, которые начисто заморочили им всем головы. Я решил, что им надо дать время остыть, и ушел к себе. Побыв полчаса вместе, они послали к офицерам узнать, соглашусь ли я принять депутацию, которую они намерены ко мне отправить. Принимая во внимание ситуацию, я решил, что не должен им отказывать. Согласно утверждениям этой депутации и той информации, что я сам собрал, причиной волнений стало то, 1) что несколько вполне здоровых людей уезжают на судне “Америка”, увозя с собою много денег; 2) что П[олин Фуре] и воры заняли места раненых; 3) что войска не получают жалованья в течение года и во всем нуждаются. Из- за недовольства всем этим карабинеры и канониры направились в форт Каффарелли, чтобы не дать судну “Америка” отчалить.Я прибег поочередно к самым разным уловкам, чтобы вернуть их к субординации, и сумел восстановить порядок, обещав, что немедленно выплачу им деньги.
Теперь я же собираюсь немедленно арестовать тех, кто больше других проявил себя в мятеже. Таким путем, возможно, удастся выявить подстрекателей, которые, конечно, не из простых солдат. Я надеюсь, что принятые меры и инициированные мною действия в отношении войск позволят предотвратить новую смуту, над организацией каковой некоторые головы уже размышляют.
Данное обстоятельство, гражданин генерал, обязывает меня напомнить, что 100 000 ливров, обещанных вами в свое время генералу Мену, абсолютно необходимы здесь для покрытия самых насущных нужд. <...> Офицеры 4-й [легкой] полубригады держали себя вчера очень хорошо, а офицеры 69-й [линейной полубригады] вообще безупречны, поскольку из этого подразделения очень немногие приняли участие в мятеже. Все остальные проявили себя слабо, за исключением Шантуара, командующего артиллерией, который мне очень помог.
Я задержал отплытие “Америки” до тех пор, пока все окончательно не успокоится.
Привет и уважение.
P. S. Забыл вам сказать, что некоторые солдаты сильно возмущались отъездом генерала Бонапарта. Были даже такие, кто утверждал, что вы, замаскировавшись под турка, находитесь на борту “Америки”, чтобы уехать во Францию. По этой причине дюжина из их числа поднялась на судно, чтобы установить истину. Однако после высказанных им нескольких соображений они ретировались с судна, не став его обыскивать, и вернулись к порядку»{428}
.Сцену посещения солдатами судна герцогиня д’Абрантес, вдова Жюно и знаменитая мемуаристка, позднее опишет во всех красках, полагая, правда, что такая обида ее мужу была нанесена по наущению Клебера, действовавшего из ненависти к Бонапарту:
«В армии распространяли слух, что Жюно везет сокровища, найденные главнокомандующим в Пирамидах. “Он не смог их увезти сам, - говорили солдатам, - и теперь это сделает тот, кто пользуется его полным доверием”. В конце концов, дело дошло до того, что несколько унтер-офицеров и солдат пришли на берег, и часть из них поднялась на торговое судно, которое тем же вечером должно было увезти Жюно. Они открыли всё, так ничего и не найдя. Наконец, между палубами был обнаружен огромный сундук, который не могли сдвинуть с места и десять человек. “Вот оно сокровище! - закричали солдаты. - Вот оно жалованье, которое нам задерживают уже целый год! Где ключ?”. Напрасно слуга Жюно, храбрый и добрый немец, кричал безумцам, что это не принадлежит его “хе- нералу”! Они не слушали. К сожалению, Жюно не было на борту, он должен был прийти на судно только вечером. Мятежники схватили топор и принялись рубить сундук. Они уже почти разбили его, когда прибежал запыхавшийся корабельный плотник: “Какого дьявола вы тут беснуетесь! Вот ключи. Оставьте в покое мой сундук”. Он сам его открыл, и все увидели там... инструменты корабельного плотника»{429}
.Разумеется, Клебер не имел никакого отношения к неприятностям Жюно, и обвинение знаменитой мемуаристки в его адрес не следует принимать всерьез. Напротив, сообщение о бунте в Александрии, полученное главнокомандующим 24 декабря{430}
, стало для него вторым тревожным звонком после событий в Дамьетте.Третьим и последним звонком станут известия из Эль-Ариша, после чего Клебер окончательно поймет, что больше не может столь же безоговорочно рассчитывать на своих солдат, как прежде.
Выбор Клебера