Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800

К этому донесению прилагалось также личное письмо Дезе Клеберу от 14 января. Оба генерала знали друг друга уже не один год, еще с кампании 1794 г. в Германии. И, хотя Дезе служил в Рейнско-Мозельской армии, а не в Самбро-Маасской, как Клебер, ему всё же довелось повоевать под началом эльзасца в ходе неудачной осады Майнца зимой 1794/95 гг. И, хотя в дальнейшем Дезе продолжил свою карьеру в Итальянской армии, где вошел в ближнее окружение Бонапарта, он продолжал сохранять с Клебером товарищеские отношения. Теперь же Дезе испытывал весьма противоречивые чувства. С одной стороны, он, как военный человек, старался добросовестно исполнить приказ главнокомандующего, хотя при этом явно тяготился необходимостью разговаривать с противником, а не воевать с ним; с другой - прекрасно понимал, что своей миссией идет наперекор воле Бонапарта. Эта раздвоенность чувств в полной мере проявилась в его письме Клеберу:

«Вы поручили мне, мой генерал, самую жестокую миссию, какую только я когда-либо имел. Весь больной и уставший, я не имел ни минуты, чтобы отдохнуть и прийти в себя.

Все здесь теперь исполнены гордыни. Смит, визирь и вообще каждый уже считают, что нас сожрали. Не знаю, как нам удастся отсюда выбраться.

Ужасно терять людей без пользы, но я действительно не вижу, что может быть лучше, чем их [турок] хорошенько взгреть. Они этого весьма заслужили. Я очень хотел бы установить с турками взаимопонимание, но это трудно. Господин Смит часто рассуждает разумно, предлагает нам правильные вещи, но его союзники всё портят. Что совершенно ясно, так это то, что они абсолютно ничего не хотят нам позволить, кроме простой и безоговорочной эвакуации.

Я вас прошу хорошенько подумать о том, что именно вы хотите сделать, и подумать как можно быстрее, поскольку они хотят воевать сразу же по истечении перемирия через двенадцать дней. Таким образом, вы не должны терять ни мгновения, если хотите им сопротивляться.

Я рад, что вы приблизились к Салихии. Нам будет легче поддерживать связь друг с другом. Если мы не сможем всё уладить, то нам будет очень трудно выбраться отсюда, поскольку эти люди не слишком сговорчивы, но пусть это вас не беспокоит и не влияет на ваши планы; мы выкарабкаемся, как сможем.

Не могу сообщить подробных сведений о вражеской армии. Савари{462} расскажет вам, что видел. Я заметил, что она состоит из людей не слишком впечатляющих; в основном это азиаты, за исключением янычаров из Константинополя. Ее артиллерия выглядит довольно хорошо организованной; не знаю, насколько она многочисленна. А вот кавалерия не слишком сильна, почти как у арабов.

Если нам придется драться, то в большом сражении надо использовать несколько подвижных каре, чтобы двинуться на пушки и захватить их. Дело тут же будет сделано: все сразу бросятся наутек.

Лагерь большой и заполнен множеством обозов. На мой взгляд, они слишком тяжелы для сколько-нибудь продолжительного марша. Савари вам это лучше расскажет, чем я.

Надеюсь, завтра мы найдем наших турок чуть более вменяемыми. Если нет, то я их покину. Не могу их больше видеть. Приветствую вас»{463}.

В тот же день, когда было получено это письмо, 16 января, Клебер ответил Дезе также очень личным, доверительным посланием. В какой-то степени оно показывает нам ход мыслей главнокомандующего в те дни, когда ему пришлось сделать свой нелегкий выбор. Прекрасно зная, что пишет другу Бонапарта, Клебер тем не менее совершенно откровенно объяснял, почему теплый прием корсиканца во Франции, о котором они оба знали из осенних газет, ничего не изменит в положении Восточной армии:

«Никаких известий из Франции, как вы, похоже, предполагаете, я не получал. Я даже убежден, что и не получу, поскольку, не имея возможности отправить мне помощь, там предпочтут дать мне возможность самому выпутываться из этого дела, а потом одобрят или осудят мои действия в зависимости от обстоятельств. Однако не надо сомневаться, Бонапарт пожертвовал этой страной еще задолго до своего отъезда, ему нужна была лишь оказия, чтобы бежать отсюда, и сделал он это только для того, чтобы избежать такой катастрофы, как капитуляция. Скажу больше: даже если бы он обнаружил в Тулоне 10 тыс. чел., готовых к отправке мне в подкрепление, он удержал бы их на месте. Он скорее усилил бы ими ту армию, которую сам возглавит, потому что сейчас больше, чем когда-либо, ему надо укрепить свое положение успехами в Европе, без чего он всё проиграет и падет даже быстрее, чем взлетел»{464}.

Далее Клебер сделал Дезе предложение, которое уже само по себе многое говорит о личности эльзасца. Чуждый тщеславия и совершенно далекий от жажды власти, он ощущал свою должность главнокомандующего прежде всего как воинский и человеческий долг, как тяжкое бремя ответственности за тысячи соотечественников, возложенное на его плечи вопреки его воле. И если бы кто-то знал, как лучше в данной ситуации поступить, Клебер, не колеблясь, готов был уступить ему свое место: