Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800

О том, в сколь отчаянном положении находился командующий армией, говорит его отданный в тот же день приказ генералу Дюга арестовать генерального интенданта-копта. Сразу после завоевания Египта Бонапарт отдал на откуп христианам-коптам сбор с населения налогов, податей и контрибуций. Клебер сохранил за коптами эту функцию на условиях внесения каждый месяц в казну определенной фиксированной суммы. За всеми провинциями для этого были закреплены интенданты-копты, подчинявшиеся генеральному интенданту. Однако активное и пассивное сопротивление местных жителей этим поборам, неуклонное обеднение египтян в условиях французской оккупации и злоупотребления самих откупщиков нередко приводили к задержкам поступлений в казну. В условиях же обострившейся ситуации отсутствие у командования армии необходимых средств было чревато самыми тяжкими последствиями. Поэтому приказ Клебера гласил: если в течение трех дней генеральный интендант не обеспечит уплату 600 тыс. ливров, на четвертый ему отрубят голову. Генерал Дюга был предупрежден о личной ответственности за исполнение этого приказа{458}. Чрезвычайные обстоятельства порождали чрезвычайные меры.

В столь безнадежной ситуации Клебер 15 января и принял решение, о чем известил своих представителей, которые к тому моменту уже должны были приехать в Эль-Ариш. Отметив, что, судя по информации о положении во Франции, полученной из осенних газет, нет никаких оснований надеяться на скорое прибытие в Египет подкреплений, Клебер продолжал:

«Всё это, а также ощущаемая мною крайняя нехватка денег, которая делает мое положение даже более сложным, нежели присутствие неприятеля ; побудили меня поручить вам согласиться на эвакуацию из этой страны при одном простом условии: Османская Порта тут же покинет тройственный союз. С тех пор пал форт Эль-Ариш, а мне, несмотря на все мои усилия, не удалось собрать против наступающей неприятельской армии больше шести тысяч человек, размещенных здесь [в Салихии], в Бельбейсе и Катии. Я понимаю, этого достаточно, чтобы одержать победу, но какие выгоды она даст? Я уже ничего не смогу сделать при первой же угрозе, которая последует за моим минутным успехом? А если я проиграю эту решающую баталию, то кто меня когда-либо простит за то, что я ее принял?

Эти соображения, а также другие, которые я не стану здесь излагать, вынуждают меня настаивать на своем решении относительно эвакуации из Египта. Но, если великий визирь, слишком жестко связанный условиями договора от 5 января 1799 г. и еще более жестко нынешними обстоятельствами, не может вернуться к нейтралитету, который я ему предлагаю и которого он в глубине души жаждет больше, чем мы, я разрешаю вам отказаться от этого требования и договариваться только о простой эвакуации, избегая, однако, для нее формулировки “капитуляция”...»{459}

Вечером 16 января Клебер получил первое донесение от Дезе и Пусьельга, написанное двумя днями ранее в ставке великого визиря под Эль-Аришем. Выдержано оно было в достаточно мрачных тонах. Французские представители рассказали о первом раунде переговоров со своим турецкими контрагентами - с рейс-эфенди и с даф- тардаром{460} Османской империи - при участии командора Смита. Французам крайне не понравилась напористость их турецких коллег, которые требовали от них как можно скорее подписать соглашение о безоговорочной эвакуации. В ответ же на неоднократно высказанную французскими представителями просьбу отправить курьера к Клеберу за дополнительными инструкциями турки всякий раз ставили под сомнение их полномочия вообще о чем-либо договариваться. Дезе и Пусьельг крайне пессимистично оценивали возможность добиться выхода Порты из войны (они еще не получили известия о том, что Клебер снял это условие) и сомневались не только в том, что турки согласятся воздержаться от ввода армии в Египет до эвакуации французов, но и в том, что удастся удержать их воинство на месте хотя бы до конца перемирия:

«Армия здесь же. Подкрепления подходят каждый день. Солдатам не терпится двигаться вперед, поскольку им тут очень плохо. Надеемся, что у нас будет время хотя бы получить через пять дней ваш ответ и новые указания. Настроения тут таковы, что, если ваш ответ запоздает или будет означать разрыв, нам окажется не вполне безопасно здесь находиться. Авторитет великого визиря или господина Смита не помогут, и нам будет очень непросто к вам вернуться. В конце концов, гражданин генерал, дело зашло так далеко, что ваш ответ должен или содержать приказ нам немедленно вернуться, или предоставить нам абсолютные полномочия на принятие в окончательной редакции статей, определяющих условие эвакуации...»{461}