Забытое приключение Тарзана

Крича, Нкима спрыгнул на землю рядом с большой головой, где, громко тараторя, он принялся подпрыгивать. Джад-бал-джа открыл глаза и посмотрел на Нкиму, пытаясь понять, почему это еда пришла к нему добровольно, но вскоре осознал, что эта конкретная обезьяна была вовсе не едой, а тем, кого он знал. Не тем, кто ему особенно нравился, но кого он явно знал. Тот, кто любил того, кого любил и сам лев — Тарзана. Если бы не это, хищник съел бы эту мартышку, и быстро. Обезьянья плоть была хороша.

Нкима продолжал болтать, размахивать руками и дергать хвост Нумы, и внезапно лев все понял, вскочив на ноги с низким рычанием. Нкима запрыгнул на спину Джад-бал-джа и прижался к черной гриве, воплями указывая направление, двинувшемуся вперед льву. Джад-бал-джа не бежал. Инстинкт подсказывал ему, что он не сможет поддерживать высокую скорость, за исключением забега на короткие расстояния. Инстинкт и опыт.

***

Но было уже слишком поздно. В то время как Нкима и Джад-бал-джа пытались прийти другу на помощь, водяной буйвол из вельда, наклонив голову и нацелив рога, ринулся прямо на Тарзана.

Человек-обезьяна рассматривал положение, в котором он очутился холодным взором реалиста. Слюна, летящая изо рта Горго, грязь и трава, брызгавшие из-под его копыт — каждое движение огромного тела буйвола, было замечено Тарзаном. У человека всего несколько секунд, прежде чем Горго набросится на него, а бороться с путами было бесполезно. Он задушит себя до смерти, или сломает себе шею.

Даже если рога буйвола пройдут мимо его плоти, мощный удар жесткой головы расплющит его о дерево, к которому человек-обезьяна был привязан с такой силой, что ему едва не раздавили внутренности. Был только один шанс, и лишь самый слабый.

Когда Горго был менее чем в нескольких футах, Тарзан глубоко вдохнул, плотно прижался спиной к дереву и поднял вверх пятки. Тарзан поднял ноги повыше, чем опущенная голова Горго. Как только он это сделал, кожаный ремешок на его шее натянулся и врезался в плоть Тарзана. Кровь побежала вниз по шее на плечи и грудь, и в тот же миг, когда ноги Тарзана взлетели в воздух, Горго ударил дерево своей тяжелой головой, и оно содрогнулось. Бык отшатнулся, ошеломленный. Ноги Тарзана спустились к концам рогов Горго и обхватив их и сомкнувшись. Тарзан застонал громко, как ревущий буйвол, скрутив ноги изо всей сил, что мог собрать. Огромные мышцы Тарзана напряглись и натянулись. Тарзан чувствовал, словно его тело вот-вот разорвет пополам.

Тарзан вызвал в себе каждую каплю энергии, которую смог собрать. Он использовал свои нижние конечности, чтобы вывернуть голову Горго таким образом, что заставил ноги буйвола подвернуться в сторону. Горго рухнул на землю, прямо на бок.

Но его голова не опустилась. Тарзан зажал ее ногами, словно в тиски. Тарзан сжал изо всех сил. Мышцы, в его бронзовых ногах свернулись и скрутились, как канаты. Звук ломаемой шеи Горго эхом пронесся через вельд и заставил стаю гиен, скрывающихся в высокой траве, заметаться в поисках укрытия, думая, что это был удар молнии, и что вскоре сухая трава будет пылать от того, чего они боялись больше всего. От огня.

Горго попытался снова реветь, но единственный звуком, что издал бык, был кашель. Тарзан продолжал скручивать. Он крутил до тех пор, пока не раздался еще один щелчок и буйвол не упал, задрожав в агонии у его ног.

Тарзан закашлялся, а его рот хватанул воздух, пытаясь вобрать кислорода в грудь. Действие, что он совершил, спасло его жизнь, но это едва не заставило его самого задохнуться до смерти. А теперь, когда Горго был мертвым, ему не стало лучше. Может быть, даже хуже. Кожаный ремешок был затянут плотнее, чем раньше, и, как только солнце взойдет, тот станет еще жестче, как уже произошло с ремнем, что связывал его руки за спиной. Возможно, для человека-обезьяны было бы лучше позволить Горго сделать свою работу и закончить ее побыстрее, но это не было в природе Тарзана. Он никогда бы не сдавался, независимо от обстоятельств. Никогда, пока он жив.

Несколько мгновений спустя Тарзан увидел смешную и такую желанную картину. Выбравшись из джунглей, по направлению к вельду, появился огромный Джад-бал-джа с Нкимой, который цепляется за его гриву. Обезьяна что-то тараторила и скакала верхом на большом льве, словно наездник.

Огромный лев зарычал, когда увидел Тарзана, и прыгнул на мертвого буйвола и так сильно ударил мертвое животное лапой, что его голова, крутанувшись, почти обернулась вокруг своей поврежденной шеи.

Джад-бал-джа ударил так быстро, что Нкима потерял равновесие и был брошен со спины льва. Нкима покатился, кувыркаясь по земле, все время негодующе тараторя.

— Все в порядке, — сказал Тарзан на языке джунглей, но голос его был слабым и хриплым. — Эта кожа удерживает меня сейчас, Джад-бал-джа. Освободи меня. Я с трудом могу дышать.

Лев поднялся на задних лапах, упершись передними по обе стороны от головы Тарзана. Джад-бал-джа потерся об Тарзана, облизал его лицо, а затем, деликатно воспользовавшись своими зубами, перекусил кожаный ремешок вокруг шеи Тарзана.