Забытое убийство

Зачем я тебе пишу? Что-то у меня разладилось. Одна мысль поселилась у меня в голове и не дает мне покоя. Ты уже понял из моего письма, что я немножко влюбилась в Валеру. Ане трудно было чувствовать себя свободной от него, я понимаю. Он быстро приобретал сильнейшее влияние на всех, с кем общался. В том числе и на тебя. И я не уверена, что это плохо... Но только до определенных границ! Твои чувства к Ане — это совершенно не его дело!

Мысль моя в следующем. Его смерть не случайна, хотя я не могу этого доказать. Точнее говоря, она либо была тщательно подготовленным убийством, либо — волеизъявлением судьбы. Когда Валера уехал в свою последнюю командировку в Петербург, вслед за ним отправился Жора. Как он мне объяснил — чтобы почитать новейшие работы по топологии взрыва в Публичке.

Уже несколько месяцев Жора был со мною излишне сух. Я объясняла это тем, что с моделированием Биби у него по-прежнему не ладилось, задачи упорно не решались. Странно, однако, что он перестал у меня требовать сочувствия! Скорее всего, он стал о чем-то догадываться. То есть о том, что началось между мной и Валерой. Вот это-то меня и настораживало!

Я снова пыталась разыскать тебя по разным телефонам, чтобы попросить встретиться с Жорой, поговорить, помочь. Если он что-то задумал, то ты, которого я запомнила таким мягким и добрым, мог бы отговорить его! Но так и не смогла тебя найти. Ну не рука ли судьбы действовала против меня?

А через несколько дней Валера заболел. Еще через месяц я приехала на похороны. Жору я нашла в Публичке, он как будто ничего не знал о нелепой Валериной смерти. Он сказал, что с него достаточно было общения с Валерой в Сибири, так что в Петербурге он предпочел с ним не встречаться. Зато Жора принял самое деятельное участие в печальной церемонии, чем заслужил сердечную признательность Валентины Гавриловны.

Не помню, почему тебя не было на похоронах. Кажется, ты был где-то на конференции. Аня тоже уезжала тогда на целый месяц в Германию: там шли переговоры об обмене картинами. Но она приехала, а ты нет, и мы не знали, куда давать тебе телеграмму.

В день похорон случилось ужасное. Рано утром прилетела какая-то Надя из Новосибирска — не знаю, кто ей сообщил? — и на поминках легла на стол и закричала, как она любила Валеру, какой он был гениальный и чуткий, а все его только «доили» (я цитирую). И тут нас словно прорвало. Встала моя подруга Татьяна — ты ее должен помнить, легкая и ловкая Татьяна, которая сейчас процветает с популярной сетью магазинов, — и, всхлипывая, объявила, что в ее жизни был только один настоящий мужчина — это Валера. Она хочет, чтобы все это знали, потому что она потеряла больше чем друга, она потеряла единственную любовь.

Не знаю, что с нами стряслось, со взрослыми дурами! Ведь и я туда же, и я, как в бреду, встала после Татьяны и начала говорить:

— В моей жизни было много мужчин. Мне нравится их пол, в нем есть что-то весьма достойное. Но если говорить о любви, то Валера был особенный, потому что он был гений. Любить гения мне было непросто, но ярко.

Видишь, как вышло, — просто на грани фарса! На самом деле могу признаться, что любила Валеру вовсе не сильнее, чем тебя. Но ты ведь не обижаешься на меня? Ты ведь понимаешь, что это говорилось в минуту, когда слезы душат и мы уверены, что ушедший — лучший человек из нас? А Жора не понял и, как всегда, обиделся. Он не смотрел на меня в этот момент, но сидел по мою левую руку, налившись кровью и прикрыв глаза.

Ане не могло понравиться то, что мы говорили. Она была бледная и тоже не смотрела на меня. Вообще, несмотря на то что я ее ненавижу, я должна признать, что она — добрый человек. Однако есть у нее одна черта, о которой тебе следует знать. Она бывает жесткой! Особенно если она приняла решение. А она умеет принимать твердое решение — совсем как ваш брат, мужик. И даже если решение ошибочное, ее не остановишь. Слава Богу, в тот вечер она приняла решение нам не мешать. Почему? А я думаю: может быть, наши слова принесли ей свободу от него?

Одной Валентине Гавриловне понравились наши сумасшедшие признания. Она не сомневалась, что в ее сыночка были нежно влюблены все женщины мира. Она повела новосибирскую Надю в ванную отмывать ее потекшие глаза.

Когда мы ехали домой, я боялась заговорить и лишь изредка поглядывала на Жору. Все-таки капелька кавказской крови! Наконец ему надоела моя напуганность, и он хмуро сказал:

— Успокойся. Я все это знал! Новость была лишь в том, как легко ты сделала ваши отношения общим достоянием. Я тебе другое скажу, Ира... Как видишь, он мертв, то есть справедливость восторжествовала!