Забытое убийство

Что он хотел этим сказать? Последние месяцы я мучаюсь этим вопросом. Уж не Жора ли все это подстроил? Знаешь, иногда он бывает очень хитрым! Вдруг из желания отомстить он использовал какой-нибудь яд, постепенно ослабляющий организм, так что в конце концов внезапной ангины оказалось достаточно, чтобы свести человека в могилу? Мне кажется, он мог подменить какие-нибудь таблетки, которые Валера часто принимал из-за своей язвы. Ведь никакого вскрытия с проверкой на отравление не делалось! Или это уже я прихожу к сумасшедшим мыслям в одиночестве?

Мы теперь мало разговариваем. Подозрение поселилось в нашем доме. Я подозреваю Жору в коварном участии в Валериной гибели, а он, может быть, подозревает меня в том, что у меня есть какие-то доказательства. Так мне кажется... Иногда я его боюсь! Один раз я обнаружила его на улице в двух шагах от себя в тот час, когда ему следовало бы быть в мэрии (он теперь основал частную фирму и занят налаживанием полезных контактов). Он отговорился какими-то пустяками, будто бы забыл дома бумаги.

Весик! Вспоминай иногда обо мне. А лучше даже напиши. Только вот куда? Жора говорит, чтобы я временно не отправляла писем, потому что мы скоро сменим адрес. Он собирается купить большую квартиру в отличном доме в центре Томска.

Все хочу и не решаюсь спросить: а что это за странная история с картонным мечом? Это как раз связано с твоим согласием на переезд. Валера перед болезнью звонил мне из Питера и, запинаясь и смеясь, рассказал какие-то странные вещи. Будто бы вы гуляли по Московскому проспекту, и ты, за день до того согласившись вычислить комплексную траекторию Биби, вдруг заявил, что ни в какую лабораторию работать не пойдешь! Более того, достал откуда-то небольшой бутафорский кинжал с лезвием, раскрашенным под серебро, и начал махать им прямо на улице. Валера еще удивлялся: откуда взялся кинжал? У тебя не было даже портфеля! Валера спокойно сказал тебе: «Дурак!» — и ушел. Но, хотя кинжал был ненастоящим, острый картон немножечко уколол Валеру, он жаловался, что из-за этого у него чуть-чуть побаливает грудь».

Больше на листочках ничего не было. Застывший на скамье Винсент Григорьевич смотрел на очередной подошедший и раскрывший двери поезд, не видя его. Конверт выскользнул из рук и лег на каменный пол. Нагнувшись, он заметил вылетевший из конверта еще один, совсем маленький листок бумаги. На листке аккуратной Жориной рукой было написано странное и неполное спряжение глагола «умереть»:

Весик, успокойся! Мы с тобой ни при чем.

Валера умер своей смертью.

Ира умерла своей смертью.

Я умру своей смертью.

Ты умрешь своей смертью.

Прощай!

Жора.

11

Быстро получив деньги (как говорили в институте: такую зарплату получаешь за секунду, а тратишь еще быстрее), Винсент Григорьевич вернулся домой. Внутри надрывался телефон, ключ в скважину не лез, он буквально бился в дверь грудью и еле прорвался в квартиру. И, как выяснилось, на свою беду.

Петр Петрович был сух и строг:

— Я еще раз обдумал ваши последние слова и решил, что вы все же представляете для меня определенную опасность. Возможно, придется с вами расстаться. Категорически. Точнее говоря, так: я осуществлю одну проверку (как теперь говорят — тест), чтобы окончательно помочь вам выяснить, способны вы убить или нет, и поставлю свои дальнейшие действия в зависимости от нее. Тут одно из двух: либо вы способны — и тогда я спокоен, живите на здоровье. По моим наблюдениям, только способный убить человек знает, что такое истинный страх! Это значит, вы меня выдавать не захотите. Либо же вы не способны убить, истинного страха не ведаете, и тогда вы для меня — опасный человек! Потому что сдать меня властям вы не побоитесь. Правда, еще вопрос: возьмут ли у вас, — усмехнулся он. — Однако проще будет от вас элементарно избавиться.

Винсент Григорьевич молчал. Доносить на своего странного консультанта он не собирался и в мыслях. Но собеседник сейчас заговорил, как обычный киллер, а что киллеру возразишь? Противно, однако, было бы сейчас умереть, потому что Винсент Григорьевич, кажется, действительно выздоравливал! Он уже раза два блаженно засыпал на кухне — как когда-то в библиотеке, подложив ставшие удивительно удобными локти под голову. Да и было общее чувство изумления: уж не весна ли? В то же время его угнетал какой-то фатализм: пусть все идет, как идет. Он даже почувствовал, будто ждал этого звонка. События последнего времени приучили его, что каждый его шаг, связанный с путешествиями в памяти, влек за собой целую лавину изменений в реальной жизни. Ты интересовался, как делаются убийства? Получи! Сам хотел! Сам виноват!

Он осторожно начал отвечать:

— Петр Петрович, я понимаю так, что выбора вы мне не оставляете... А скажите-ка, каким образом вы познакомились с Михаилом Валерьяновичем? Он-то знает о вашей профессии?