Забытое убийство

— Да что вы так приуныли, Винсент Григорьевич? Во-первых, несколько слов об объекте (для людей вашего типа это, кажется, важно). Новый богач. Ограбил, как водится, десятки тысяч бедняков, ни с кем особенно не делился. Откуда-то из Сибири, кажется. Наверняка человек пустой и никчемный. Захотел поучаствовать в передаче в частную собственность титановых месторождений — Министерство обороны наконец дало добро. Ну почему? Почему этот алчный человек самонадеянно решил, что у него есть на это какое-то право? Зачем его сюда принесло? Сидел бы в своем Красноярске или Томске! Нет, неограниченная жадность к деньгам преступна, как хотите! Уверяю вас, это настоящий злодей! Пенсионеры спасибо скажут. Во-вторых, хотя я сказал «мы», никто вам, конечно, настоящего дела не доверит. Вы и карабин-то, наверно, в руках не держали? Мы сделаем проще. Я вам дам сейчас пистолетик... — Он полез правой рукой во внутренний карман и действительно извлек небольшой пистолет. — И ваша задача будет просто выстрелить, когда он выйдет. Выстрелить одновременно со мной и в ту же сторону, что и я, о большем я не прошу. И тогда я буду спокоен за ваше и свое будущее.

— Да вы что? Вы... крыса человеческая! — Винсент Григорьевич затрясся, прямо закричал, не заботясь ни о чем. — Вы что же, полагаете, что всесильны? Что жизнь моя настолько ценна, что ради ее сбережения я вам и возразить не смогу? Что я теперь ваша марионетка? Да мне жизнь моя не особенно и нужна! Забирайте! Это на ваше «во-вторых». А теперь — о «во-первых». О жертве. Вам-то откуда знать, злодей он или не злодей? А может, он любит живопись и оплачивает реставрацию картин художника Венецианова? Или содержит на свои деньги дом престарелых? А вы-то сами, кстати, кто будете? Пионер в красном галстуке? Архангел Михаил? Да он же, в кого вы стрелять собрались и меня подбиваете, — знаете ли вы, кто он такой? Я вам не позволю! Он брат мой!

Винсент Григорьевич пошел на убийцу и острым кулачком ударил его прямо в твердокаменную грудь.

Петр Петрович моментально, даже не глядя, ответил свободной левой рукой, отбросив Винсента Григорьевича, который сильно стукнулся затылком о какую-то балку. Кажется, он ненадолго потерял сознание, потому что потом обнаружил себя уже в наручниках, пристегнутым к торчащей из балки скобе. Все болело.

Убийца целился, выставив кончик дула в окно, и Винсент Григорьевич стал рваться и кричать, проклиная мерзавца гневными словами. Последнее, однако, ему не очень удалось, потому что рот его оказался заклеенным широкой лентой скотча.

Петр Петрович оглянулся.

— A-а, Винсент Григорьевич! Очнулись? Как себя чувствуете? Может, отстегнуть вас? Не передумали? Выстрелите?

Винсент Григорьевич замычал и лягнул ногой в его сторону.

Тот посмотрел на часы и озабоченно проговорил:

— Слишком опаздывает. Похоже, что он воспользовался другим маршрутом... Послушайте! Итак, к убийству вы оказались совершенно не способны. С одной стороны, для вас это хорошо. Но, с другой стороны, как я уже вам объяснил, плохо. Кстати, вы импульсивны до глупости! Ну что вам стоило взять этот пистолет и попытаться выстрелить не в вашего, как вы выразились, брата, а в меня? Гораздо более продуктивное решение! Разумеется, вам бы не удалось добиться успеха: тест есть тест, и пистолет заряжен холостыми. Но вы хоть подскочили бы в моих глазах...

Он начал разбирать свой инструмент едва ли не быстрее, чем собирал его. Через пару минут уложив карабин в футляр, он направился к двери.

— Ах, да!

Он вернулся, чтобы освободить бедного Винсента Григорьевича, все еще мычавшего под балкой.

— У нашего богача изменились планы... Поскольку вы не согласились мне помогать, я поеду заканчивать дело без вас. Сами понимаете, испытания вы не выдержали. Ваше счастье, что я сейчас тороплюсь... Скотч снимете сами, хорошо?

Отстегнув Винсента Григорьевича, он пошел к выходу, рассуждая:

— Конечно, я сам был виноват. Побеседовать о духовном захотел! А в сущности, похвастаться. Японский ресторан, лирика, филология... Фу!

12

Кое-как добравшись домой с дикой головной и вместе с тем душевной болью, Винсент Григорьевич механически набрал Жорин номер и послушал длинные бездушные гудки. Потом лег и лежал до прихода жены, а также после него. Он едва был уговорен ею на небольшой, из двух бутербродов ужин. Внутри Винсента Григорьевича создалось словно какое-то электрическое напряжение и загорелся в темноте ярко-желтый неприятный свет. Он уже сам толком не понимал: в воспоминаниях ли живет или в реальном мире, ни на чем не мог хорошенько сконцентрироваться. Но такое ощущение возникло, что начал что-то понимать. Однако понимать в прошлом или настоящем — неизвестно.