Забытое убийство

Еще две встречи с Аней ожидали Винсента Григорьевича в эту ночь. Он вспомнил, что однажды Аня сама позвонила ему вечером и спросила, свободен ли он.

— Я у метро «Петроградская», — сказала она. — Можешь приехать?

Это был единственный раз, когда она позвала.

Он примчался, лихорадочный, поспешный, а она, как обычно, смотрела на него и молчала. Потом ее губы выпятились, как у обиженного ребенка, и она горько пожаловалась:

— Ты знаешь... Он меня ударил!

— Валера? — ахнул Весик.

Аня считала, что у нее некрасивая шея, и прятала ее в свитерах, но тут она была в чем-то на молнии, которую тут же приоткрыла, и Весик увидел темный синяк, выглядывающий из-под золотого шелкового белья. Другой синяк темнел на плече. Его кулаки сжимались и разжимались, и он готов был убить — снова и в который раз убить! — своего лучшего друга. Но умудренный Винсент Григорьевич, вспоминавший это, держался спокойно: он уже знал, что любой кинжал в подобной ситуации окажется картонным, не в силах даже уколоть до назначенного срока несчастного Валеру.

— Ничего не надо делать, — предупредила Весика Аня. — Просто постой со мной или посиди.

Они зашли в скверик, расположенный чуть дальше по Каменноостровскому проспекту, и сели на скамью. Весик робко обнял Аню, и она тут же прижалась к нему.

Пока они сидели, Винсент Григорьевич опять обижался на Весика. Тогда, в Русском музее, он сожалел о Весиковой глупости, а теперь — о Весиковой чрезмерной робости. Винсент Григорьевич считал, что Весик в этот вечер должен был непременно поцеловать Аню, а Весик между тем счастливо и взволнованно лишь вслушивался в Анино дыхание под своим ухом.

Ровно и спокойно Аня начала говорить:

— Когда-то я читала одну книгу про лесных насекомых. «Предположим, вы вошли в лес... Вы даже не представляете, — там было так написано, — сколько сотен мелких лесных обитателей притворяется мертвыми: падает на землю или замирает от ужаса на ветках при каждом вашем шаге». И я поняла, что я тоже такая. На самом деле я боюсь людей — при их приближении я замираю: все, меня нет! До седьмого класса я плохо училась из-за этого: учителя не понимали, что надо подождать, пока я перестану бояться и скажу что-нибудь... А вот тебя я не боюсь! Мне не нужно падать на землю и притворяться мертвой.

— А Валера? — тихо спросил Весик. — Его ты тоже не боялась?

— Еще как боялась! Я сразу замерла и притворилась, что меня нет, но он меня нашел, схватил и так стиснул в кулаке, что до сих пор больно.

— Не возвращайся к нему!

— Что ты! Я должна идти. Он будет беспокоиться, с ума сходить, я его знаю. А то еще поднимет на ноги какие-нибудь секретные службы, чтобы разыскать меня... Он будет сожалеть о том, что сделал, уже сожалеет, ты не думай!

Вскоре она ушла. А Винсент Григорьевич понял, что, увидев этот синяк на нежном плече, он окончательно влюбился в Аню.

Но наивысшей точки отношения Весика и Ани достигли позже.

В Приморском парке был холм, поросший редкими соснами и частым шиповником. На холм плавно подымалась широкая тропа, припорошенная красным гравием, открытая ветрам и небесным просторам.

По этой тропинке в день цветения шиповника шли Весик и Аня.

Устав подниматься, они сели на скамью, над которой кусты подняли свои ветки, как розовый полог. С зеленых дощечек для сиденья пришлось смахнуть несколько крупных лепестков.

На этой скамейке они не разговаривали, потому что Весик потерял дар речи. Он несколько раз сказал, делая паузы: «Хорошо здесь!» — и было действительно хорошо, — и замолчал совсем.

Аня смотрела на него и улыбалась. Она достала из сумки спицы и принялась вязать какую-то зеленую нить, изящнейшим образом подхватывая и соединяя петли. Неизвестно, как это удается дамам — бесконечно увлеченно, а главное, так уверенно в своей правоте, — создавать нечто из ничего при помощи шерстяной нитки прямо на ваших глазах. Весик спрашивал у двух: они утверждали, что в минуты вязания вовсе не думают ни о какой гармонии, а просто вяжут. Одна, впрочем, умница и поэт, задумалась и пробормотала, сама себе удивившись, слово «контур», ничего не объясняющее. Загадочный процесс, отчасти магический! Наблюдая за ним, Весик был очарован действиями Ани, ее полуулыбкой и теплым, как сам июньский день, молчанием. Он хотел бы, чтобы так и жизнь его в конце концов связалась и упорядочилась, составляя растяжимую, упругую ткань. Наконец у Ани кончился маленький зеленый моточек, и она уложила получившийся шерстяной лоскут и спицы в сумку.

Они поднялись и неторопливо прошли еще метров сто до следующей скамейки. Здесь на цветах шиповника было почему-то особенно много пчел. Ветки то и дело оседали, а потом вновь подпрыгивали, когда, подобрав нектар, нагруженная пчела меняла свой ресторанчик.