Забытые бастарды Восточного фронта. Американские летчики в СССР и распад антигитлеровской коалиции

Сталин обвинил Рузвельта и западных союзников в заключении сепаратного мира с немцами за его спиной. До него якобы дошла информация о том, что немцы согласились открыть Западный фронт для союзников, чтобы те прошли в “сердце Германии” и вступили в бой с Красной армией на Восточном фронте. И хотя он намекал, что сведения поступили от военной разведки, такие утверждения не имели под собой никаких оснований и прежде всего выдавали его фобии, связанные с союзниками и с возможностью германо-британо-американского соглашения с целью помешать его продвижению дальше в Европу. Рузвельт ответил, его послание начиналось и заканчивалось фразами, содержавшими слово “изумлен”. В телеграмме Рузвельту от 29 марта Сталин заявил, что американская позиция “раздражает советское командование и создает почву для недоверия”. В своем ответе от 31 марта Рузвельт упомянул “обстановку прискорбных опасений и недоверия”. В другом послании, отправленном в тот же день, написал: “Я не могу скрыть от вас озабоченности, с которой смотрю на развитие событий, представляющих взаимный интерес со времен нашей плодотворной встречи в Ялте”⁶.

Великий союз переживал трудные времена, и никто не знал об этом лучше, чем Джон Дин, находившийся в Москве, где на него сыпались протесты советской стороны относительно поведения американских летчиков на советской земле. Через два дня, 30 марта 1945 года, после того как генерал Ковалев запретил американцам совершать вылеты из Полтавы и прибывать на полтавский аэродром, и за день до того как он созвал свое экстренное совещание для планирования атаки на американскую базу, генерал Антонов – начальник Генерального штаба Красной армии – направил Дину письмо с многочисленными разоблачениями проступков американцев на советской территории. Антонов выражал особенное недовольство тремя случаями, когда американский персонал отказывался выполнять приказы советской стороны, что привело к разногласиям в отношениях.

Первый эпизод касался отказа подполковника Уилмета покинуть Люблин 11 марта в соответствии с приказом советского командования. Уилмет, занимавшийся освобожденными военнопленными-американцами, остался в городе до конца месяца. Во втором фигурировал капитан Дональд Бридж, который 22 марта посадил свой самолет на советской авиабазе недалеко от польского Мелеца. Он взлетел после дозаправки, но без разрешения властей, после чего капитан Меламедов, вероятно, отвечавший за этот случай перед своим начальством и офицерами Смерша, совершил самоубийство⁷.

Особенно негодовал генерал Антонов из-за третьего случая, связанного с пилотом “летающей крепости” первым лейтенантом Майроном Кингом. Самолет Кинга в начале февраля 1945 года был подбит над Берлином немецкими зенитками, но ему удалось приземлиться на советской базе недалеко от Варшавы. Советская сторона отремонтировала самолет и разрешила ему вернуться в Великобританию. Но когда тот сел для дозаправки на советской авиабазе на северо-востоке Польши недалеко от Щучина, советские военные обнаружили, что Кинг и его экипаж пытались вывезти поляка, переодев его в британскую военную форму. Кинг записал его “бортовым стрелком”, но майор-красноармеец раскрыл обман, обрушился на Кинга и угрожал его застрелить. Кинг попытался подкупить майора, предложив тому свои наручные часы. Часы майор взял, но вылет не разрешил, а Кинг и его экипаж семь долгих недель провели под охраной. Освободиться им удалось только 18 марта, когда советская сторона разрешила Кингу вылететь в Киев. Вместо этого он направился в Полтаву⁸.

Полковник Хэмптон сам расследовал инцидент с Кингом и 29 марта сообщил генералу Дину свои выводы. Рапорт Хэмптона прибыл за день до письма Антонова, придав всему делу неожиданный поворот. Антонов обвинял Кинга в том, будто тот взял на борт “террориста-диверсанта, доставленного в Польшу из Англии”. По словам генерала, Кинг пытался вернуть в Великобританию шпиона, отправленного польским правительством в изгнании, и этот шпион в составе Армии Крайовой воевал против Советского Союза. “Перечисленные факты являются грубым нарушением основ наших дружеских взаимоотношений”, – писал Антонов. Он потребовал от Дина не только пресекать подобные случаи, но и доложить ему о мерах, предпринятых в отношении тех, кто совершил нарушения, о которых говорилось в письме⁹.