Забытые боги

— Разве мы так уж отличаемся ото всех? Наша страна… А что вы, кстати, о ней думаете?

Кристина задержала на мне взгляд.

— Сказать честно?

— Конечно.

— Большая и холодная — как наша Аляска. И трудно переводимые пословицы.

— А я — как доказательство ваших слов.

На этот раз рассмеялась Кристина.

— Не обижайтесь! Я ведь предупредила, что мне ужасно захотелось не делового разговора, а чего-нибудь попроще.

— А залетели в языковые и другие дебри.

— Я не хотела. — Кристина взглянула на ведро. — Свежая? Из ручья? Ой, налейте мне чашечку! И сменим тему.

Я вынес чашку, набрал воды, подал Кристине. Она отпивала по глоточку и всё осматривалась, молча решая, должно быть, мою загадку. И я, в свою очередь, подумал: если бы здесь были русский или русская, они немедленно начали бы задавать вопросы насчет моего робинзонства: как? почему? зачем? (на кой ляд?). Вот женщина что-то про себя решила, вздохнула (чуть заметный вздох ее выдал) и действительно сменила тему:

— Ваш ручей где-то неподалеку?

— Семьсот примерно футов.

— Там, наверно, очень живописно.

— Очень.

— А лес?

— Он труднопроходим.

— В нашем городке такой красивый парк. Приезжайте посмотреть.

— Конечно. Я ведь должен закупать продукты. И мне нужна еще куча всяких вещей.

— Ну вот мы и заговорили, как деловые люди. Это я на вас так действую. — Женщина посмотрела на часы. — Мне пора. Извините, что я вторглась в ваше… в вашу…

— Я никуда не спешил.

— …неторопливость. Если я опять загляну к вам, вы не будете против?

— Милости прошу.

Кристина отдала мне чашку и пошла к шоссе. Обернулась и помахала рукой. А я поднялся на крыльцо и понес ведро к умывальнику.

Лучшее средство от наваждений, рекомендуемое всем отшельникам во все времена, — колка дров. Ну, возня с дровами. С хворостом, с деревом, с чурбаками, с поленьями. Где пилой, где колуном, где топором, а при кладке поленницы — руками. Эта нелегкая работа не допускает досужих мыслей. Мыслей она вообще не допускает.

Честное слово, хорошая работа! Особенно, если у тебя есть ладный чурбак и топор. Этим делом я и занимался полдня, раскалывая на поленья отпилки от толстых сучьев, устилавших недавно землю на моей дорожке. Отпилки не были колкими из-за сучковатости, в раскат не шли даже после двух ударов, но когда они расседались после третьего, приятно было взглянуть на уже подсыхающую светлую древесину. Эти дрова будут славно гореть в моем камине.

Отдыхая на поваленном для удобства сидения чурбаке, я подумал вскользь, что моя не так уж давняя работа извилинами — мускулами, скажем, коры мозга (разве не похожи на мышцы?) — сродни, верно, возне с дровами. Да и есть ведь выражение: шевели извилинами! Нет, посмотрите сами: укладывание строк сперва в абзацы, после — в страницы-поленницы, перебрасывание или перетаскивание строк и абзацев с места на место… И извилины так же устают (помню ту усталость), как мышцы спины и рук.

За работой с грядками и дровами прошел день, другой, и третий заканчивался, и я смирился уже с тем, что визиты женщины были случайными; что всего лишь русская блажь задурила мне голову — ждать, что вдруг возле моего домишки, возле моей конуры остановится одна из этих машин, этих деталей, прочно вставленных в ленту скоростного американского конвейера…

Блажь, блажь…

Право на вздох

Подступал вечер, было душновато, как бывает перед приближающимся дождем, ночью он, вероятно, падет на лес и луг, на крышу моего дома, но пока его дождешься… Открывая холодильник, я поглядывал на непочатую флягу "White horse", но сегодня мне не хотелось на этой лошади уноситься далеко — и я никак не решался отвинтить пробку.

И вдруг раздался визг тормозов и скрип гравия под колесами машины, съезжающей на обочину. Сердце мое забилось, я выпрямился у холодильника. Вышел..

Кристина приближалась к крыльцу. Она снова была в светло-бежевых коротких шортах и легчайшей (но не прозрачной) кофточке, так же, как в прошлый раз натянутой на голую грудь. Наверно, переодевается после офиса в машине.

— Если бы тебя (по каким-то своим оценкам ситуации она перешла на "ты", и это меня устроило) не было по дороге, я бы умерла, — чуть сделав шаг ко мне, объявила она.

— От усталости? — По первому же взгляду на лицо Кристины я понял, что она не в себе.

— От всего на свете, — ответила женщина, подходя к крыльцу. — Кофе мне не поможет, налей капельку виски. Я сяду здесь, на крыльце. Слушай, заведи плетеное кресло, если хочешь, чтобы к тебе заезжали гости!

Я вышел через минуту, неся плоскую бутылку "Лошади" и две рюмки.

— Чертов день! — продолжала Кристина. — Чертов! А ночь — только черный промежуток между двумя сумасшедшими днями. Чертова жизнь! Нет, налей больше. Вот так. Я хочу отрезветь от того дурмана, в котором нахожусь. Выскочить из него на несколько минут. А ты можешь и не пить.

— Что с тобой? — После слов Кристины между нами рухнуло сразу несколько перегородок.