Забытые боги

Все мое имущество находилось в сараюшке. Я начал перетаскивать его, уговаривая себя не торопиться, убеждая себя, что суета, которой я жил долгое и особенно в последнее время, для меня кончилась.

Была середина мая. Луг цвел, и я косился на него, таща в дом то компьютер, то коробку с книгами, то с одеждой. "Подожди, луг, бормотал я, подожди немного…".

В доме пахло струганым деревом, клеем, красками, новой мебелью, табаком, надышанным рабочими, их неновыми спецовками; камин через время все здесь изменит. Но до камина было еще далеко.

В баке на "чердаке" была уже вода: привезли, на кухне стоял баллон с газом, плита исправно зажигала голубые короны.

Умывальник я купил загодя на Coney island, он был сделан под старину, наливной, но с золоченым носиком. Под ним встала табуретка с тазом.

Я взялся распаковывать ящики со всем, что необходимо в доме; на обеденном столе лежал лист бумаги, куда я буду записывать недостающее.

Ящиков было много: компьютер, маленький телевизор, одежда, постельное белье, полотенца, посуда, набор консервов, чай, кофе, лекарства… Книги (в основном словари, справочники, несколько томиков стихов — Пушкин, Тютчев, японские трехстишия, Рабле, Борхес, Набоков, дневники Пришвина…), архив, чистая бумага, ручки… Все это нужно было разнести по углам, разложить, расставить, найти место — прекрасное, скажу вам, занятие для человека, которому не нужно угадывать и учитывать ничьих желаний и который будет жить в согласии с вещами, чьи требования при размещении он почтительно учитывает.

Стены домика были деревянные, двойные, с утеплителем между ними. Оконные рамы были покрыты снаружи бесцветным лаком.

На благоустройство, на наведение порядка вокруг домика ушло добрых три дня, за это время примятая трава перед крыльцом стала подниматься, глубокие колеи я полил водой, чтобы приободрить размятую в них траву и заставить ее зарастить углубления.

На лес, который начинался в десяти метрах от сарайчика, на луг, на скатерть эту самобранку, накрытую для пчел и шмелей, я, работая, только поглядывал, но не смел еще, переполненный хлопотами благоустройства, зайти туда. Это будет впереди.

Столько у меня впереди!

В сарае я разложил на полках инструменты: молоток, пассатижи, пилу, отвертки, гвозди, шурупы в коробочках и прочее, без чего мужчина не мыслит себя в доме. Еще у меня была небольшая бензопила, топор и топорик. В ящике оставалась пока нераспакованной небольшая стиральная машина.

Ну вот, кажется, все. Телевизор работал, компьютер — тоже, плита послушно жарила яичницу и варила кофе, я привыкал к звукам открываемых дверей (у каждой свой), скрипу крылечка, диван принял мое тело, душ аккуратно полил мою спину, полотенца сохли на веревке, протянутой от дома к сараю, и мне казалось, что солнечные лучи ароматизируют их не хуже дезодорантов.

Шум шоссе, шуршание, шелестение шин, открыл я, тоже, оказывается, мне нужен. Слишком много тишины — это уже перебор. Находиться на границе шума и тишины — как раз то, что нужно. Хочешь покоя — углубись в лес; хочешь знать, что ты живешь в людском мире, что не порываешь с ним связи — пойди к шоссе.

Строительство окончилось 16 мая; три дня, как я уже сказал, ушли на наведение порядка.

Лес

Теперь — лес. Лес, как я уже говорил, был нехоженый. А я хотел приспособить хоть небольшой его участок для себя. В лесу нужно было пробить, проторить тропинку среди заваливших землю сучьев и упавших деревьев. Нужно сделать надежную дорожку к ручью. А еще тропинка в лесу мне была нужна для прогулок. Заодно я буду заготовлять дрова для камина и, может быть, на зиму, если надумаю здесь остаться. Впрочем, это едва ли.

И, чуть зайдя в лес, я ухватил за комель первую, сухую в комле, но тяжелую из-за величины ветку и поволок ее к сараю. Нет, иные придется тащить по частям. В этот лес лучше входить с пилой и топором.

Топорик был еще в смазке; я его проверил: мог бы быть и поострее. Смазку пришлось стирать и с бензопилы, она была чуть больше полуметра.

Таща тяжелую ветку, впитавшую ветвистой частью сырость земли, с налипшими на нее прошлогодними и позапрошлогодними листьями, а после пиля ее, чтобы отделить первое аккуратное поленце, я поймал себя на неторопливости. Заметив ее в себе, я даже в нее не поверил. Почти незнакомое ощущение! Когда она придет ко мне насовсем и, может, овладеет мной, станет моим качеством, тогда я расскажу обо всем, что у меня связано с ее противоположностью, спешкой, а после и о самой неторопливости, мне еще почти неведомой.

Четыре полешка, серые, сухие, с желтым срезом, с островками готовой отпасть коры, лежали на траве. Я сложу из таких поленницу в сарайчике, поленницу до самого потолка. От сухости они будут звонкие, как клавиши. А еще, высыхая, они запахнут и создадут в сарайчике дух этого жилища — я тоже узнаю его позже.

Истонченную ветвистую часть, у русских она называется паветье, я изрубил на одинаковой длины сучочки, которые пойдут под таган.