Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта

Но самое главное вот что: заговорщики (и русские и шляхтичи) в большинстве своём неопровержимо уверены, что он способен выболтать совершенно любую тайну, что не существует тайны, которую он способен удержать. Милый, верь – это так. Так именно и думают, и говорят. Слышала уже неоднократно. И знаю, что ещё не раз услышу.

Стишки же Пушкина – хочу признаться тебе, родной – настолько же популярны, насколько его самого тут… в общем, побаиваются его язычка, не очень чистого, а точнее, довольно-таки грязноватого. Но стихи идут именно что на «ура», чистотой своей совершенно отделяясь от малоприличной личности автора.

Во всяком случае, милый, большинство посетителей моего салона каждое появление Пушкина встречают с крайней настороженностию, ожидая с его стороны какой-нибудь дурацкой выходки и боясь при этом слово лишнее сказать, что. правда, далеко не всегда удаётся им.

Должна сказать, степень исключительной ненадёжности сей личности такова, что к разговорам Пушкина стоит постоянно прислушиваться, что я и делаю – сама и ещё поручаю своей камер-фрау. Полагаю, ты помнишь её, родной. Она-то тебя точно помнит. Говорит о тебе с неизменным и даже с неутихающим восторгом.

Дело всё в том, что Пушкин является большим поклонником её, и в самом деле очаровательных попки и грудок, и по сей весьма уважительной причине поэт любит частенько с нею поболтать. Вернее говоря, ради того, чтобы та дозволила ему ущипнуть её хотя бы за одну из её пикантнейших выпуклостей, он готов, кажется, поведать буквально всё, что угодно. Ей-Богу!

Так что с одной стороны, с поэтами, действительно, очень не просто, а с другой стороны, очень даже легко, как в случае с Пушкиным.

Пестеля, например, или Олизара, или здешнего поэта Туманского, грудкой и попкой моей камер-фрау не проймёшь. А вот Пушкин на её вопрос, что он думает об моих собраниях, тут же, вожделенно взглянув на неё, ляпнул: «да это же самый настоящий великосветский бордель».

Да, камер-фрау моя (а она девица в высшей степени смышлёная, и, кроме пышных форм своих, имеет ещё ряд несомненных достоинств) очень даже сгодилась.

Но, конечно, прежде всего Пушкин представляет для нас интерес во время взбрыков своих, и особливо во время приступов бешенства, весьма частых, между прочим. Хочу сказать, милый – тут-то его как раз и надобно навострить ушки и слушать, что я и делаю, изо всех сил своих пряча брезгливость и омерзение свои как можно дальше внутрь.