Цетлины уезжали из России не из-за еврейских погромов, а из-за победы большевистской революции и начала красного террора. Большевикам в еврейской общине подмандатной Палестины, а тем более в Государстве Израиль после провозглашения в 1948 году независимости, не особенно симпатизировали, но эти проблемы воспринимались как чужие. Героями были люди, сделавшие выбор в пользу Палестины/Эрец-Исраэль. Тогда же, когда из Одессы уехали Цетлины, в апреле 1919 года, ее покинул и их товарищ по партии социалистов-революционеров Пинхас Рутенберг (1879–1942). В конце 1919 года он иммигрировал в Палестину/Эрец-Исраэль, где стал одним из организаторов отрядов еврейской самообороны, инициатором создания существующей до сих пор Электрической компании, членом Национального совета (своего рода протоправительства «государства в пути»), а в последние годы жизни — даже его председателем364
. Выбор, сделанный П. Рутенбергом, считался в Израиле единственно верным с национальной точки зрения. Издание же русскоязычных литературных журналов и помощь не сионистскому проекту, а русским писателям и художникам считались чуть ли не предательством национальных идеалов. Живших во Франции русских литераторов еврейского происхождения Сашу Черного (настоящее имя — Александр Гликберг, 1880–1932) и Марка Алданова в еврейской общине Палестины/Эрец-Исраэль, а позднее в Израиле, тоже не считали своими, их произведения на иврит никогда не переводились и не издавались. Примером для всех русских писателей еврейского происхождения должен был стать Владимир Жаботинский (1880–1940), которого, например, Нина Берберова охарактеризовала как «одного из умнейших людей, каких она знала»: «Я часто буквально пила его речь, живую, острую, яркую, своеобразную, как и его мысль»365.Но, вместо того чтобы быть русским писателем, В. Е. Жаботинский стал одним из ключевых идеологов сионизма и лидером целого ряда национальных структур, истово боровшихся за скорейшее появление на карте мира еврейского государства. Проблема была, конечно, не в Цетлиных, а в репертуаре социально-культурных идентификаций и родов деятельности, считавшихся в Израиле «допустимыми» для евреев в годы борьбы за государство.
«Михаил Осипович был русским писателем и во многом человеком русской культуры», — писала их с Марией дочь Ангелина, и с этим не спорит никто. Однако не менее важно продолжение ее тезиса:
Одновременно он всю жизнь оставался верен еврейскому народу. Он это ясно выразил в стихах в сборнике «Глухие слова»:
С одним народом я скорблю,
С ним связан я кровью.
Другой безнадежно люблю
Ненужной любовью
366.Эти строки были опубликованы в 1916 году, но оставались верными на всем протяжении жизни как Михаила Осиповича, так и Марии Самойловны. Брак их, заключенный в 1910 году, был оформлен во Франции в городе Байоне, причем не только в мэрии, но и в синагоге367
. Их дочь Ангелина с Полем Кривицким в 1937 году тоже прошли обряд бракосочетания в мэрии и в парижской синагоге на улице Монтевидео368. Цетлиным удалось пережить годы Холокоста в новой эмиграции (в это время их библиотека и архив в квартире на rue Nicolo были разгромлены нацистами369), но отец Поля, Роман Кривицкий, был в 1943 году схвачен гестапо и погиб в концлагере370. О преследованиях, которым подвергались евреи, они помнили всегда, считая необходимым напоминать об этом тем, кто знать об этом не хотел. В 1958 году Мария Самойловна писала Е. А. Извольской (1896–1975), предложившей к печати в поддерживаемый ею журнал «Опыты» апологетическую работу о последнем русском царе и его «идиллическом отношении к людям»: «Николай II был членом (и даже, говорили, председателем) „Союза русского народа“, который организовывал еврейские погромы. МнеХотя ни сами супруги Цетлины, ни их родители или дети никогда не жили в Палестине/Израиле, еврейское государство отнюдь не было им чуждым, занимая определенную роль в их жизни еще до его создания. Осип Самойлович, по словам его внучки, «поощрял сионизм, купил в Палестине оранжерею, где основали киббуц»372
. После смерти Михаила Осиповича Мария Самойловна передала его коллекцию книг университетской библиотеке в Иерусалиме. В 1959 году она подарила городу Рамат-Ган свою художественную коллекцию. Предшествовало этому письмо, написанное на русском языке и направленное 25 января 1959 года Авраамом Криници (1886–1969), на протяжении более чем сорока лет бывшим мэром Рамат-Гана, Марии Самойловне, в котором он писал, что в городе начинается строительство музея, где ее коллекция займет отдельный павильон, коему будет присвоено имя Михаила Осиповича Цетлина. А. Криници оставался мэром Рамат-Гана еще десять лет, до самой своей смерти, но обещание, данное им М. С. Цетлиной, он не сдержал.