Забытые герои Монпарнаса Художественный мир русско/еврейского Парижа, его спасители и хранители

По воспоминаниям, записанным ее дочерью, инициатива написания портрета М. С. Цетлиной исходила от самого В. А. Серова, который впервые увидел ее в обществе будущего второго мужа и его родителей в парижском ресторане Prunier на улице Duphot возле площади Мадлен. Легенда гласит, что у дверей Prunier, открывшегося в 1872 году, останавливались самые красивые экипажи Парижа. Ресторан привлекал аристократию, известных и успешных деятелей культуры и предпринимателей, а после подписания франко-русского союза в 1892 году его завсегдатаями стали и состоятельные гости из России. К сожалению, побывать в месте, где Серов был впервые очарован М. С. Цетлиной, уже невозможно, несмотря на то, что ресторан с таким названием существует в Париже и поныне: сын его основателя Эмиль Прюнье, которому он перешел по наследству, перенес его в другой район, на пересечение avenue Victor Hugo и rue de Traktir, где он и находится с 1924 года. Интересно, что в память о прошлом ресторана, в котором любили бывать русские аристократы, декоратор Жак Гранж оборудовал на первом этаже зал под названием «Izba» [«Изба»]. Стены этого помещения обшиты панелями из сосны и украшены позолотой. Изображенные на них корабли, осетры и морские волны напоминают о работах Ивана Билибина.

По воспоминаниям Марии Самойловны, зная о том, что Осип Сергеевич (его настоящее имя — Есель Шмеркович) Цетлин (1856–1933) был очень заинтересован в том, чтобы В. А. Серов написал групповой портрет его семьи, и в 1906 году даже предложил художнику за это тройной гонорар, художник пошел на хитрость.

Прошло три или четыре года. <...> На этот раз Серов через метрдотеля попросил Цетлина переговорить с ним. Они подошли к свободному столику, и Серов, как потом уверял мой свекор, якобы сказал:

— Помните, господин Цетлин, вы имели для меня очень хорошее дело? А теперь я для вас имею такое же хорошее дело: дайте мне возможность нарисовать портрет дамы, которая сидит с вами, а я нарисую портрет жены, сына и вас без всякой платы³²⁹.

Свое обещание В. А. Серов не сдержал: групповой портрет семьи Цетлиных им так и не был создан. Однако их новообретенную невестку он запечатлел, специально с этой целью приехав в середине октября 1910 года в Биарриц на юго-западе Франции на берегу Бискайского залива, где Марии и ее второму мужу принадлежал дом. Над портретом художник работал на протяжении примерно пяти недель, с перерывом на неделю, когда он уезжал в Испанию, причем он работал даже утром в заранее назначенный день отъезда³³⁰. Хотя сам художник, уже сидя в вагоне поезда, сокрушался, что в портрете хорошо бы исправить отдельные детали, критикам работа эта сразу же понравилась. Так, Николай Эфрос (1867–1923) писал, что портрет этот «до того сильный, точно это не живопись, а скульптура. <...> Серов не только пишет лицо, — он разоблачает подноготную души»³³¹.

Александр Койранский (1884–1968) охарактеризовал портрет как «вещь, превосходную по экономии художественных средств и внутреннему живописному спокойствию»³³².

После написания этого портрета В. А. Серов прожил лишь год, и за этот год он отправил Марии Самойловне двенадцать писем. «Родившегося вскоре после его смерти сына мы — в память о нем — назвали Валентином», — рассказала она в письме, опубликованном Ильей Зильберштейном (1905–1988) в сборнике материалов о В. А. Серове в 1971 году³³³. Сложно сказать, было ли письмо Марии Самойловны опубликовано без купюр; она, разумеется, не могла не знать, что своего первенца они с мужем назвали Валентин-Вольф (1912–2007), одновременно в честь художника Серова и деда М. О. Цетлина Вольфа Высоцкого³³⁴.

За портрет В. А. Серов назначил высокую цену, которую выплатили без разговоров. В семье была гармония по этому вопросу; Мария Самойловна указывала: «Моему мужу очень хотелось, чтоб мой портрет был написан Серовым»³³⁵.

Михаил Осипович Цетлин, при жизни написавший и издавший две историко-художественные книги, о декабристах³³⁶ и о композиторах «Могучей кучки»³³⁷, был человеком исключительным. Борис Зайцев отмечал: «Нельзя было не ценить тонкого ума, несколько грустного, Михаила Осиповича — его вкуса художественного, преданности литературе, всегдашней его скромности, какой-то нервной застенчивости, стремления быть как бы в тени»³³⁸.

Он приходился внуком Калонимусу-Вольфу Высоцкому (1824–1904), который основал известную чайную фирму («Чай Высоцкого»), до сих пор являющуюся ведущей в этой сфере в Израиле и экспортирующую свою продукцию во многие страны. В детстве М. О. Цетлин много болел и, будучи лишенным обыденных мальчишеских радостей, проводил время за чтением и изучением иностранных языков. Как верно писал иерусалимский литературовед Владимир Хазан, «будучи с детства человеком не просто обеспеченным, но по-настоящему богатым, он тем не менее никогда не ставил материальное выше духовного и, сызмалу научившись ценить прекрасное в жизни и искусстве, искал упоения и воплощения своих мечтательных грез в стихах»³³⁹.