– Вади-и-и-ик, – жалобно всхлипнула она и прижалась, навалилась всем телом, ища контакта, словно пытаясь прорасти в него, не пустить, напитаться его силой и уверенностью. – Вади-и-и-и-ик…
«Господи, да что же делать-то с ней…»
Раздражение, смешанное с жалостью, не давало Вадиму уйти. Он не сомневался, что сделал все правильно: между ними нет и не может быть никаких обязательств и счетов. Он ничего не должен Лене, она ничего не должна ему. Никакой вины на нем нет. Но все же видеть ее боль было мучительно, и бросить ее одну…
«Да что ж такое, в самом деле, вот ведь мелодрама, – думал он, старательно скрывая брезгливость, которую вызывало в нем все это растрепанное хлюпанье, беспорядочно шарящие по его груди и плечам пальцы, горестные ноющие звуки. – Хорошо, что мы не на Плющихе, там я бы вообще ничего не смог поделать».
Когда рыдания стали стихать, Вадим, так и не произнесший ни слова, открыл приложение и вызвал Лене такси. Стараясь не смотреть на ее обезображенное красными пятнами и размазанной тушью лицо, помог ей дойти до машины, усадил на заднее сиденье и молча, не прощаясь, захлопнул дверь.
Глава 18
Август в Кратово – время слегка утомленной дачной неги. Первые восторги от свидания с природой улеглись, загородный быт наладился, гости протоптали тропинки к счастливчикам, засевшим на лето в прозрачных тенях кратовских сосен. Чем ближе окончание сезона, тем заметнее детали: темнеющая под амальгамой блестящей поверхности прохлада большого пруда, бледный песок и хрупкая хвоя на лесных дорожках, золотисто-розовые на закате стволы сосен. В немногочисленных садах старых кратовских дач ароматный и пряный август дразнит румяными боками яблок, роняет в темную траву дымчато-фиолетовые, серебристые на скруглениях сливы.
Марина сидела за столом на застекленной веранде и любовалась слегка запущенным садом – на ее вкус, идеальным. В безупречно ухоженных парках и скверах Чехии ей не хватало этой живописной небрежности, легкой непричесанности, которая придает пейзажу особую прелесть. При этом именно там, за много километров от родных мест, у Марины появился собственный дом с садом, причем именно таким, как принято в Чехии, – очень аккуратным и чистым в любой сезон. В этом саду она, с юности порхавшая диковинная стрекоза с радужными крыльями, никогда не боявшаяся ничего, кроме рутины и правил, вдруг осела и прижилась – то ли в возрасте дело, то ли в чем-то еще?
– Мамуль, ну ты как, выспалась? Чувствуешь себя нормально?
– Замечательно я себя чувствую, – улыбнулась она и протянула руку за чашкой с кофе, которую ей протягивала Надя. – И не лень вам каждое утро таскать сюда всю сервировку с кухни?
– Знаешь, не лень. Зарницкие же всегда здесь собирались, и у Светки это просто в крови – она готова с подносом туда-сюда десять раз бегать, лишь бы потом кушать с видом на сад. Мы даже утром, перед занятиями, чаще всего здесь накрываем. А сейчас дети уехали, так что…
Надя присела на крепкий стул, поставила на скатерть любимую чашку диковинной асимметричной формы и, обхватив ее тонкими пальцами, тоже стала смотреть в сад.
– Не страшно вам их так далеко отпускать? – спросила Марина.
– Да нет, ну что ты. У нас все продумано, распланировано, все риски предусмотрены. Ирка, которая их повезла, – прекрасный гид, она умеет справляться с детскими группами и побольше нашей. На месте у них будут отдельные экскурсоводы, по Плесу и по Костроме. Плюс еще две мамы поехали – соблазнились программой.
– С такой программой и я бы поехала, – кивнула Марина и блаженно потянулась, разминая шею и плечи. – Во сколько сегодня гости?
– Где-то с трех начнут собираться. Хочется нормально посидеть и разъехаться не поздно – Михаил Степанович ведь фанатик режима, ему в одиннадцать уже нужно быть в постели.
– Интересно, – без всякого интереса сказала Марина. – Он до сих пор продолжает работать?
– Да, преподает в университете. Там заслуженных деятелей на пенсию не выгоняют, можно хоть до девяноста лет работать. – Надя вновь обострившимся взглядом художника следила за движением солнечных пятен и поднимающейся от травы белесой утренней дымкой. Почему-то природа с определенного возраста завораживает больше любого телевизора.
– Он часто сюда приезжает?
– Нет, я бы не сказала, что они тесно общаются, – вздохнула Надя. – Открытые конфликты – не их стиль, но все же есть ощущение, будто кошка пробежала. Любовь Николаевна теперь живет в Вене, и с Володей они часто видятся, а Светка как-то сбоку.
– А почему Зарницкие развелись, не знаешь?
– Да никто толком не знает. Светка то время вспоминать не любит. Говорит, просто пути разошлись: отцу понадобилось на несколько лет в Китай, Любовь Николаевна не стала бросать театр, а где-то через год поехала в Вену на гастроли, вышла там замуж и осталась.
– А он живет один?