Забытые крылья

– Для этого есть две причины, – нерешительно заговорил академик. – Во-первых, я не думал, что для вас это важно.

Света хмыкнула, но он продолжил:

– А во-вторых, твоя мама считала, что эта информация повредит твоему браку.

– Что? – Света вскинулась так резко, что Михаил Степанович машинально отшатнулся от дочери. – Когда ты нашел это письмо, сколько мне было? Пятнадцать?

– Шестнадцать. Но тогда я не мог никому об этом рассказать. А когда уже сам все осознал, обдумал, набрался сил – у тебя уже был Пьер, и твоя мама мне настрого запретила говорить о моем, как она выразилась, сомнительном происхождении. Она боялась, что твой жених от тебя откажется.

Света невесело рассмеялась:

– О да. Это вполне в мамином стиле. Сама по себе я никто, Пьер на мне женился только из-за мамы-певицы и папы-академика.

Михаил Степанович поймал ее руку и крепко сжал дочкину ладонь своими сильными длинными пальцами.

– Твоя мама так никогда не думала. – И, увидев ее горькую усмешку, добавил уже более уверенно: – И я, зная тебя, абсолютно – ты слышишь? – абсолютно уверен, что Пьер ценит и любит именно тебя.

Света предпочла ничего не отвечать, только жестом упрямого теленка боднула отца в плечо низко склоненной головой. Как в детстве. И глубоко вздохнула, прежде чем задать следующий вопрос:

– Ну хорошо. А почему сегодня ты решил рассказать?

– Потому что мы наконец все собрались в нашем доме. Потому что я не верю, что твой брак с Пьером может рухнуть из-за какой-то старой тайны. И потому что я хочу, наконец, чтобы в моей семье все было открыто, честно и по-доброму. Чтобы все, кто мне дорог, общались между собой. Любили друг друга. Поддерживали. Чтобы мы снова стали семьей.

Дочь ничего не отвечала, опустив голову и уставившись на мелкие серо-бежевые камушки, которыми была усыпана земля перед приютившей их скамейкой.

– Света, большинство людей на этом свете живут не так, как хотели бы, а так, как получается. А получается очень по-разному. Иногда понять чужое счастье крайне сложно. И тогда нужно просто поверить, что человек сам знает, как ему хорошо. И не судить. – Его голос снова задрожал, и рука с измятым и влажным платком потянулась к лицу. – Скажу честно, я не смог понять Лидочку. Почему она не рассказала мне, когда не стало мамы. Ведь у нас оставалось еще почти двадцать лет жизни бок о бок. Но раз она так решила, значит, для нее так было лучше.

Он снова откашлялся и наконец, полностью взяв себя в руки, заговорил с прежней уверенностью, как будто проговаривая давно выученный текст лекции:

– Не надо судить нас с Альбиной за наше счастье. Да, у нас большая разница в возрасте. У нас нет и не будет детей. Но она глубокий, по-своему очень несчастный человек. И несмотря на то, что наш союз не укладывается в общепринятые нормы, у нас с ней все по-настоящему. Просто поверь и прими.

Светлана придвинулась к отцу поближе, прижалась к нему и, снова уткнувшись в отцовскую руку лбом, совершенно по-детски засопела в его темно-синий пиджак:

– Пап, я так тебя люблю. Я постараюсь.

– Хорошо. Письмо читать будешь?

– Пока нет. – Света смотрела на зажатый между его пальцами потертый листок и чувствовала, что, прикоснувшись к нему, начнет плакать и не сможет остановиться. – Потом обязательно почитаю. А пока мне нужно просто все это попробовать уместить в своей бедной голове. Спасибо, пап, что рассказал. Для меня это очень важно.

Отец и дочь поднялись со скамейки и неторопливо двинулись к выходу со школьного двора.

– Па, ты счастлив с ней, да?

– Да.

– А разве так бывает?

– Бывает, дочь! Бывает. – Михаил Степанович улыбнулся с мечтательным выражением человека, который добрался до вершины, сбросил груз и, чувствуя, как ноют утомленные мышцы, не торопясь осматривает затянутую дымкой панораму. – Я был очень счастлив с твоей мамой. Она была восхитительная женщина и родила мне сына и дочь. Потом я состарился и привык быть один. Думал, так будет всегда, – наука, знаешь ли, отличная соперница любви… Но тут появилась Аля… И оказалось, что счастье может быть не таким, как ты его себе придумал, или спланировал, или назначил… Совсем другим – но от этого не менее настоящим.

Мимо них прошла небольшая компания ребят – по виду младшие школьники. Оживленно переговариваясь, они направились к спортивной площадке, и Михаил Степанович, перехватив взгляд, который бросила на детей Светлана, спросил:

– А что же Пьер, как он переносит разлуку? Скоро приедет навестить тебя?

– Сейчас никак, у него очень много работы. В этих комиссиях Евросоюза все гораздо сложнее, чем даже когда у тебя свой бизнес.

– Скучает, поди, бедняга! Значит, ты в сентябре закроешь дом на ключик и вернешься в Брюссель?

– Ох, пап, не знаю… А ты что, хочешь сюда переехать?

– Нет-нет. Нам очень удобно в Москве, рядом с университетом. Но ко мне тут обратились друзья с одним предложением, – начал было Михаил Степанович, но Светлана, ускоряя шаг по направлению к калитке, уже не могла сдерживать нетерпения и перебила отца: