Забытые крылья

Надя облегченно выдохнула, но отстранилась: сразу после вспышек мужа ей надо было прийти в себя, она не умела переключаться так же быстро, как он.

– Вадь, слушай, мне надо позвонить. Извини.

– Да?

– Прости, это буквально на пару минут. Поставь пока чаю, а?

И, кивнув мужу, двинувшемуся к выходу из комнаты, она достала из кармана прямоугольник визитки с именем «Максим Воронцов».

* * *

Прохоров ответил на звонок мгновенно:

– Да? Слушаю вас.

– Павел…

– Да, Надя, я вас слушаю. – Она опять забыла его отчество – что за напасть! И надеялась, что он подскажет, как тогда, по пути к станции. Но он поддержал неформальный тон, и теперь менять его было глупо.

– Павел, я нашла то, о чем вы спрашивали.

– Уточните, пожалуйста, о чем речь.

– Визитка того человека из кафе. Максима Воронцова. Я ее нашла.

– Ага, очень хорошо. Где, если не секрет?

– Я специально не искала. Просто надела костюм, в котором была, видимо, в день встречи. И нашла в кармане.

– Понимаю, – нейтрально отметил Прохоров.

Надя слегка растерялась:

– И что мне теперь делать? Я действительно о ней забыла, а сейчас, в свете всех событий, это выглядит уже как-то совсем нехорошо.

– Знаете, мне нужно подумать. Вы не против, если я вам перезвоню?

– Да, конечно. То есть мне не нужно сейчас к вам ехать?

– Нет, пока нет. Я должен кое-что обдумать, и тогда можно будет решить. Я вам позвоню на днях.

– Хорошо, да, конечно, звоните.

Надя попрощалась и нажала на отбой. Опустив телефон, она бездумно смотрела в экран и глубоко дышала, чтобы успокоить внезапно быстро забившееся сердце.

– Я могу узнать, к кому ты собралась ехать? – Вадим, который, оказалось, все слышал через приоткрытую дверь, вошел – напряженный, суровый, с вздернутыми бровями.

– Вадь, что за прокурорский тон? Я следователю звонила.

– Кому?

– Ну Прохорову, помнишь? Он приезжал недавно в Кратово. Руководитель Лешкиной практики в полиции.

– Я его прекрасно помню. И зачем тебе понадобилось ему звонить?

– Я нашла то, о чем он спрашивал тогда. И позвонила. Потому что обещала.

– И что же ты нашла?

– Мне неприятен этот тон, Вадим. Как будто я перед тобой в чем-то виновата. – Надя почувствовала растущее раздражение и воинственно выпрямилась, глядя мужу прямо в глаза. – У меня могут быть свои дела?

– Могут ли у тебя быть свои дела с мужиком, который приезжает за город с выдуманным предлогом, чтобы тебя повидать? Который сидит два часа, изображая нормального гостя, которого позвали в дом, и всем от этого неловко? – Это был настоящий срыв, таким Надя видела Вадима всего пару раз в жизни. – Конечно, у тебя могут быть свои дела! Ты ведь уже давно забыла, что значит быть замужней женщиной!

Надя задохнулась от возмущения. Ей хотелось сказать ему о Ленке, об его предательстве, о двойных стандартах, о том, наконец, что для ощущения замужности женщине нужен настоящий муж, а не эгоистичный капризный ребенок, не умеющий подставить плечо дольше чем на пару дней. Но… какой смысл?

Она резко выдохнула и сказала:

– Я поехала. Потом созвонимся и все обсудим.

Вадим нервной пятерней взъерошил волосы: «Вот дурак. Сорвался на пустом месте» – и пошел за Надей в прихожую. Смотрел, как она надевает обувь, берет сумку, и не решался ничего сказать, чтобы не сделать еще хуже.

«Вот же черт побери. С собственной женой боюсь разговаривать», – подумал он отчаянно, зло и молча обнял Надю, которая мгновенно повернулась так, что поцеловать ее можно было только в щеку.

– Мне правда пора, – тихо сказала она. – Помоги спустить холсты в машину.

– А может, все-таки будешь работать здесь?

– Вадим, если ты не хочешь помочь, я сама справлюсь.

Он, конечно, помог. Отнес холсты вниз, аккуратно пристроил их на разложенном заднем сиденье Надиной «Альфа-Ромео» и с каким-то щемящим чувством смотрел, как его хрупкая жена села за руль и с ничего не выражающей улыбкой помахала ему рукой.

«Ничего, все наладится», – сказал он себе.

«У него что, зуб внезапно разболелся?» – подумала Надя, кинув прощальный взгляд на болезненно сморщенное лицо мужа.

Глава 29

Профессионалу не нужны какие-то особые условия для творчества – в это Надя верила свято. Если ты художник, то можешь и должен писать каждый день, в любом состоянии, тренируясь, нарабатывая мастерство, не спотыкаясь на ошибках, а делая из них выводы. Этому ее учили в художественной школе, в институте, этому она учила и своих учеников в кратовском пансионе.

Этот принцип вообще здорово выручал, за что бы она ни бралась: чтобы получить результат, нужно к нему идти, пусть самыми малыми шагами. А сидеть на месте и ждать, когда тебя посетит муза, – верный способ ничего не добиться. Все долгие годы, когда Вадим рисовал в своей домашней мастерской картину за картиной, она твердила себе: «Хорошо, что он работает. Самое страшное – если он бросит кисти и ляжет на диван». Вадим был тружеником, как и его отец. И то, как упорно он шел к своей цели, вызывало уважение. Хотя иногда на вопросы сына: «Зачем он все это пишет, раз нет ни выставок, ни продаж?» – ей очень хотелось ответить: «Не знаю». Уж слишком призрачной казалась цель. Но тем важнее было к ней двигаться.