Забытые пьесы 1920-1930-х годов

ВАРЬКА. Ваше манто и фраки мы тоже скоро к чертовой матери… уж там готовят… к черту всю эту вашу сволочь… тьфу! Вывел проклятый… (Подымая ларек.) Уйти лучше…

Скрывается.

МУХОДОЕВ смотрит ей вслед, разочарованно выпускает из пальцев сигарету, тоже скрывается.

Голоса проходящих:

— Госплан…

— Комиссия предложений, распоряжений…

[— Выступление Троцкого…{263}]

— Я вас люблю, как честный человек…

— С полпредством еду…

СУПОНЬКИН (с одной стороны, Сусанна Борисовна — с другой). A-а, Сусанна Борисовна… Простите, вы не сердитесь?

СУСАННА БОРИСОВНА. Что же мне сердиться — я ничего не потеряла…

СУПОНЬКИН. Слышал, слышал, как вы теперь живете… Я не нахожу слов для извинений… А что же вы не спросите, как мои дела?

СУСАННА БОРИСОВНА. А действительно, как ваши дела?

СУПОНЬКИН. Теперь готово. Ни отнюдь…

СУСАННА БОРИСОВНА. Что готово?

СУПОНЬКИН. По всем правилам — спецкритик. А между прочим, это ничего, что мы стоим?

СУСАННА БОРИСОВНА. Я вас не понимаю. (Осматриваясь.) А что же мы, сидеть здесь должны, на тротуаре?

СУПОНЬКИН. Нет, я о том, что вдруг оказалось — Супонькин, критик стопроцентной идеологии, а на улице стоит с женщиной. Конечно, это меня нисколько не беспокоит, поскольку я вообще очень спокоен.

СУСАННА БОРИСОВНА. Слушайте, как вам не надоест все об этой идеологии? Расскажите лучше о чем-нибудь другом.

СУПОНЬКИН. Легко сказать, о другом. Из беспартийного сделаться критиком таким, чтоб даже партийные трепетали, — это не баран начихал.

НОНА (с мужчиной в котелке, к Сусанне Борисовне). Ах, Сусанна, знакомься. Его сиятельство…

СУСАННА БОРИСОВНА (испуганно). Что ты, что ты?

СУПОНЬКИН в страхе, оглядываясь, задом отступает и зайцем скрывается.

ЕГО СИЯТЕЛЬСТВО. Ничего, ничего, не бойтесь… Но упразднение у вас званий на нас не распространяется. Я английский подданный, поэтому прошу называть меня тем, кто я есть. (Смеется.)

СУСАННА БОРИСОВНА. Конечно, но согласитесь… так вот… на советской улице… среди публики и вдруг… «ваше сиятельство», даже без бывшего… Странно!

НОНА. Сюзи и граф, идемте, я кофе хочу.

Подходят к столикам, садятся.

СУСАННА БОРИСОВНА (к его сиятельству). А скажите — вы скоро нас завоевывать будете?

ЕГО СИЯТЕЛЬСТВО. Н-но… зачем же воевать?

СУСАННА БОРИСОВНА. Как, зачем? Неужели они так и останутся на всю жизнь?

ЕГО СИЯТЕЛЬСТВО. О-о, нет. Мы ждем, что вы их покорите.

СУСАННА БОРИСОВНА. Мы?

ЕГО СИЯТЕЛЬСТВО. Да, вы. Видите… когда-то был варвар Олоферн и была великая Юдифь^{264}. Теперь же — они Олоферны, а вы… н-но… Юдифь. Теперь лишь Олоферн не один, а тысячи, целая партия. И вы тоже не одна Юдифь, а все вы наши Юдифи в шелковых чулках… (Смеется.)

НОНА. К сожалению, мы не можем только этому Олоферну мечом голову снять.

ЕГО СИЯТЕЛЬСТВО. И не надо. Боже сохрани. Ваше орудие — культура. Правда, в семнадцатом году они все смахнули. И эти вот витрины были ободраны, пусты, валялись лишь дохлые мухи и пыль. Н-но… потом, как и вообще в организме, лишь бы одному попасть микробу. Сначала появилась здесь вот эта серенькая рубашка с отложным воротничком, помните? Как видите, мы не фокстротом занимаемся, как они нас изображают, а добросовестно изучаем противника. Затем пошли, конечно, воротнички, галстуки. А теперь уж видите? И котелки, и фраки… Даже звучит парадоксом, н-но… в большевистской стране, а модой, вкусами управляют Лондон и Париж. (Хохочет.) Вот это н-но… и меч ваш. И мы ждем, когда вы этим мечом убьете в них варваров и сделаете их нашими людьми, которые занимались бы разговорами о международном положении. Сидели бы в учреждениях и издавали бы приказы о социализме. А за стенами бы учреждений… н-но… наша жизнь. Тогда, может быть, и мы, как ваша интеллигенция, признаем их. И даже больше — насаждать будем коммунизм.

СУСАННА БОРИСОВНА. Коммунизм? Вы?

ЕГО СИЯТЕЛЬСТВО. Да. История повторяется. Когда-то Рим, пока не владел христианством, кидал львам тех, кто был за христианство, а когда овладел христианством, он стал кидать львам тех, кто против христианства. (Хохочет.)