ПРОХОР. А вы, мужички, божьи подданные, как на помещиков с дрекольями да с вилами пошли, крестики поснимали? Чего, дедушка, приумолк да мошек стал отгонять?
КОРНЕЙ. Так то за землю. Земля божья.
ПРОХОР. «Божья»? Божья-то божья, да за собой закрепить захотели — оно поверней. Тут вы и припомнили старую пословицу: «Бог-то бог, да сам не будь плох». И пошли за рабочими, божью правду и божий мир перестраивать.
КОРНЕЙ. Строители… «Мир божий перестраивать…»
ПРОХОР. Дудки-с! Буржуйская твоя нация, вот что, дед. Приглашаем. Их знания на службу к себе берем. Пожалте, будьте гостями. Но хозяин над миром один — пролетариат. Есть еще порох в пороховницах! Аль, может, мужички подумывают землю барам вернуть? А, дедушка?
КОРНЕЙ
ПРОХОР
КОРНЕЙ. Барин на свою голову тебя и обучал. В люди вывел.
[ПРОХОР. Не в люди, а в «человеки». Грамотного лакея, культурного раба, для себя готовил, чтобы в Париже да в прочих заграницах не краснеть за мужицкое свинство и неряшество. Вот и пригляделся, как люди живут.
КОРНЕЙ. А ты вместо спасибо и куражишься над ним.] «Товарищ». На товарищество бумажку получил, да свово ничего не вложил.
ПРОХОР. Труд вложил.
КОРНЕЙ. Чего ж в канпанию раньше не вступал?
ПРОХОР
КОРНЕЙ. Неправда, што ль? Вот. (
ПРОХОР. Требую.
КОРНЕЙ. На его же добро?
ПРОХОР. Не его, а государственное.
КОРНЕЙ. Фулиганы, тьфу.
ПРОХОР. Чего плюешься?
КОРНЕЙ. Не на рожу, чай, на ковер.
ПРОХОР
КОРНЕЙ. Штоб в собственном дому уж и плюнуть нельзя было. Сними грамотку-то.
ПРОХОР. Э-эх, все упрямится деревня. Шелки да бархаты понадевали, а в голове — затмение.
КОРНЕЙ
ПРОХОР. Придет время, приоденемся. Не в одежде сила — в сознании. Ты, дед, в шестьдесят первом году отмечен, а я живу в двадцать первом. Это, как в книжках говорится, дистанция. Ну, пока. Как у Георгия Дмитрича расписку получишь, приволоки.
Уходит.
КОРНЕЙ
Зло передвигает диван, зовет.
Барин… Так, што ли, диван стоял?
ЖОРЖ
КОРНЕЙ. Силов мне не занимать стать. Не из нынешних, чай. Вон Прошка вазы принес.
ЖОРЖ берет их и выходит на террасу.
Расписку требует.
ДМИТРИЙ. «Требует»? Власть…
КОРНЕЙ. Как же! Как в Совдепию влез, так думает, сразу сам стал кум королю.
ДМИТРИЙ. Жаль, Крутоярова нет. Он покумил бы его не с королем… а с пресвятыми великомучениками. Кожу с него живьем содрал бы и штиблеты себе сделал. Да ты всю мебель переставил, что ж ты, брат?
Показывает на плакат. Там написано: «Просят руками не трогать».
КОРНЕЙ. Нешто глазами мебель сдвинешь?
Уходит. Иногда входит обратно и прислушивается к разговору.
ЖОРЖ. Жаль, что белого медведя положить нельзя.
ДМИТРИЙ. Поистине влюбленные глупее сивого мерина. Во-первых, у всех вкусы меняются с временами года. А она на протяжении десяти минут то «ненавидела», то «ужасно любила» одно и то же — то Ривьеру, то…
ЖОРЖ. Россию любит. Березки, лес, деревню.
ДМИТРИЙ. …Париж.
ЖОРЖ прикрепляет к дверям комнаты направо от себя ветки березок и рассыпает в разных местах цветы.
ЖОРЖ. Немного капризная, своенравная, немного взбалмошная.
ДМИТРИЙ. Ты произносишь это так, будто этим возводишь ее в перл создания. А я скажу: своенравная, капризная, взбалмошная. Что тут хорошего? Воображаю, как она приспособится к новым условиям жизни. Школа…
ЖОРЖ. Приспособится…
ДМИТРИЙ. Еще одним предателем будет больше.
ЖОРЖ. Честный работник прибавится.