Все это не мешало Миалинте при любой возможности напоминать мне о моей же глупости. Она каждый вечер, будто невзначай, говорила, что я поступаю безрассудно, что нельзя доверяться случайным знакомым охотника, что ее положение дочери Тирхствина поможет в Оридоре выйти на доверенных книжников. И после каждого слова указывала на объедавшегося или уже лежавшего в беспамятстве Грома, словно показывая безответственность человека, советам которого я надумал следовать.
Вновь посмотрев на охотника, я вздохнул. Единственное окно в комнате было задраено, а хмельные пары́ лишь утяжеляли и без того густую духоту. Я подумывал выйти на улицу, прогуляться, но поленился надевать защитную маску. Оставалось дождаться Тенуина – при всем желании я бы не смог уснуть до его возвращения. Слишком много путаных мыслей и чувств роилось в моей голове.
– Миа, – прошептал я, вспоминая события вчерашнего дня. – Как же так…
Приютивший нас Старый Вельнброк был крохотным рабочим городком, построенным в излучине реки Чонги, к югу от Икрандила. Не самое приятное место. По всему городу стояли бутовые здания котельных – там в огромных чугунных котлах варили кору дерева магтии. Вываренную кору обжигали, перетирали в порошок, после чего прессовали. Так получался брок – топливо, во многом заменявшее уголь.
По словам трактирщика, в последние месяцы заказы на брок выросли в несколько раз. Через два года ожидалось окончание низкого планетарного цикла, за которым неизменно следовало Затмение – пора беспробудного мрака и буйства всякой жизни, предпочитавшей ночные перемещения и ночную охоту. На протяжении целого года солнце будет показываться на краткие минуты куцего восхода, а порой и вовсе долгими неделями оставаться в уютной чаше горизонта.
Солнечные дни резко сокращались за полгода до Затмения, так что подготовка к нему всегда начиналась заранее. Старый Вельнброк постепенно разрастался, привлекая новых рабочих. Возводились дополнительные котельные времянки, из-под дерна выкапывались старые сливни и отхожие стоки, открывались все искусственные протоки, питавшие город речной водой. Внаем шли даже покосившиеся сараи, а ближайшие села увеличивали поставки продовольствия. К следующему лету ожидалось перенаселение городка, сражение за любой свободный клочок земли, а также требование расширить вырубку Магтийного леса.
Едва солнце вернется к привычному ходу, Старый Вельнброк вновь затихнет, опустеет до половины, чтобы лишь сорок лет спустя воспрянуть к полноте рабочих сил, но не погасит свои котельные даже в конце высокого цикла, когда начнется полугодовое Солнцестояние, – спрос на брок за последние три века еще ни разу не иссякал. Более того, как заверил все тот же трактирщик, спрос лишь растет – наместник Оридора так и вовсе заказал весной столько брока, будто книжники ожидали преждевременного и исключительно затяжного Затмения.
– Смешно получилось, – улыбался трактирщик, – остальные, как узнали, тоже давай заказывать по десятку подвод. На всякий случай. Оно ведь мало ли что там книжники знают, чего до нас еще не дошло. Если им вдруг столько броку надо, так и всем надо. Так что у нас время-то вроде не пришло, а все котельные пашут.
– Оно и видно…
– Да и эти слухи… В Оридоре вот комендантский час ввели и пускать толком не пускают никого. Творится там что-то, это точно. Ну да с этими книжниками всегда что-нибудь творится. А вот поговаривают, на Западе еще один поселок выродился. Что там, пойди разбери… Может, и нет ничего. Поветрие или там что еще, а теперь все чуть что, сразу про вырождение говорят…
Холмистые берега возле Старого Вельнброка давно стали гольцами, из растительности на них сохранились лишь аргенская колючка да терновые кусты с черными пахучими плодами. Даже падальщики держались в стороне от города и его окрестностей, их отпугивали испарения из котельных. Вдыхая их, человек мог со временем заболеть кровницей: кровь начинала сочиться изо рта, из ушей, глаз, затем кожа, растрескавшись, покрывалась сукровицей и гноем. Смерть от такой болезни бывала мучительной. Так что на подъезде к Вельнброку все покупали хлопковые маски, пропитанные соком цейтуса, чабреца и благородного кортуса, который здесь чаще называли синеглазкой. Тем, кто находился в городе не больше полугода, подобной защиты было достаточно, а постоянным жителям Вельнброка, вынужденным десятилетиями вдыхать сладковатые испарения варящейся коры, приходилось добавлять в маску влажную кашицу из стеблей ядовитого осцилуса.
К осцилусу здесь приучали с детства; с трех лет подмешивали в еду слабые настойки, а к пяти вовсе заставляли жевать горькие листья этого коричневатого, пятнистого растения. Тело постепенно привыкало перерабатывать яд, и единственным побочным следствием оставался острый неприятный запах пота и нестерпимо смрадное дыхание.