Забытые руины

Я так и не смог выговорить последних слов. Увидел, что мальчик Теор изменился. Изменение было едва приметным. Положение тела стало более естественным. Выпадавшая правая рука оказалась прижата к боку. Раскачивавшаяся голова застыла, при том что тряска в триголле не ослабла.

«Удивительно похож на себя настоящего… на себя погибшего». Такое же худое бледное лицо. Лоснящиеся черные волосы. Тонкие руки и ноги, длину которых не могло укрыть даже мешковатое вретище – у нас не было ни времени, ни возможности его переодеть.

Под смеженными веками угадывалось слабое движение глаз. Неприятное чувство.

«Салаур… Порождение лигуров. Неудивительно, что Миа отнеслась к тебе с такой заботой».

Я хотел продолжить разговор об узлах на платке, когда Теор открыл глаза. Его взор оказался направлен в мою сторону, словно он все это время внимательно разглядывал меня сквозь веки.

Я надеялся, что Теор окажется самым обычным мальчиком. Глупая надежда. Сотканный из воспоминаний себя-взрослого, созданный силой неизвестного лигура, он был обречен с первых мгновений своей жизни.

Я пытался заговорить с Теором. Обращался к нему, как к человеку слабого ума, ждал хоть какой-то реакции. Поглядывал на Тенуина в надежде, что он мне поможет, но следопыта, кажется, больше интересовал прерванный разговор, чем пробуждение салаура.

– Как ты себя чувствуешь? – вновь спросил я, старательно растягивая слова.

– Где мы? – на удивление твердым, совсем не детским голосом отозвался Теор. Бесцветные, пустые глаза, в которых, однако, угадывался определенный интерес.

Растерявшись, я помедлил с ответом. Не придумал ничего лучшего и сказал правду:

– Мы едем в Икрандил.

Трудно было сказать, услышал ли меня Теор, понял ли мои слова. Он никак на них не отреагировал. Продолжал всматриваться в мое лицо. А потом все так же твердо спросил:

– Наиукулус?

Я удивленно взглянул на следопыта. Тенуин качнул головой, показывая, что не знает такого места.

– Икрандил, – медленно повторил я. – Там… там мы отдохнем. – Подумав, добавил: – Мы едем домой. Ты пока можешь спать.

Дальше ехали молча. А мальчик все так же настойчиво смотрел на меня, будто чего-то ждал. Я чувствовал этот взгляд, даже отвернувшись к защитной сетке окна.

Как поступить с Теором, никто не знал. Гром изначально настаивал на том, чтобы первым делом отвести мальчика в один из Заложных домов Матриандира – обналичить там обходной залог, получить две трети оставшейся платы:

– Он, конечно, помолодел и все такое, но кому какая разница. Главное, что именная сигва на месте. Придираться не будут.

– У него совсем свежие сигвы. Он едва прошел Посвящение, – заметил Тенуин.

– Ну так и замечательно.

– Ты уверен, что в десять уже пускают в Заложный дом?

– Надо попробовать. Кто там будет разглядывать… Сигва – вот. Обходной залог – вот. Чего еще? Скажем, что он… В общем, придумаем, что сказать.

Следопыт не спорил.

Миалинте такая задумка явно не понравилась, но у Громбакха были все основания требовать полную оплату. И дело даже не в его желании оплатить своему «племяннику» Харату последние три года у «Приемных сестер», а в том, что он достаточно рисковал жизнью, выполнил заказ Теора – нашел мальчика и даже вывел его из Авендилла, пусть мальчик оказался не совсем тот…

– Главное, довезти его до Матриандира, – настаивал охотник. – И… хорошо, если он не будет… черными жабами плевать или на каждом шагу выворачиваться кишками наизнанку, перерождаться в зордалина и все такое…

Что делать с мальчиком после Матриандира, никто не знал. Поначалу думали найти Микку, жену Теора, и передать мальчика ей, каким бы жестоким и безумным ни казался этот поступок. Рассказать Микке, на что пошел ее муж в надежде очиститься и восстановить семью. Но после того как новый Теор впервые проявил свою странность, даже этот вариант отпал.

Мы еще не добрались до Икрандила, когда мальчик стал издавать звуки. Самые разные. Едва приоткрыв рот, изображал шипение, треск, скрип. Я подумал о его слабоумии, но затем уловил в этих звуках последовательность, а когда убедился в ней, испуганно дернул Громбакха, к тому часу пересевшего в триголлу, – Тенуин сменил его на кóзлах.

Теор предвосхищал то, что будет происходить через несколько секунд. Подражал незначительным звукам, на которые обычно никто не обращал внимания, но подражал заранее. Тихо стрекотал, как птица, и мгновениями позже, словно эхо, таким же стрекотом отзывалась пролетавшая вдали чернохвостка. Изображал хруст, и вскоре охотник начинал по одному заламывать себе пальцы. Булькал, и за лавкой, среди общей поклажи покачнувшись, булькали бурдюки с водой. Все это не могло не настораживать. Я говорил себе о совпадениях, ждал новых звуков от Теора. Всякий раз они оказывались точными.

Охотник не сразу понял, отчего я так взволновался, но тут мальчик изобразил громкий треск, а вслед за этим дернулась триголла – колесо жалобно хрустнуло, наскочив на камень. Этого было достаточно. Теперь мы с охотником вдвоем прислушивались к Теору.