Забытый. Москва

«Там Иоганн мне прислуживал, все на ухо шептал, а сейчас ишь как разговорился со своими каменщиками. А напротив отец сидел, как раз на том месте, где эта глазастая, а дальше рыцари... нет, наши»,  — он повел глазами влево и стал натыкаться на взгляды женщин. Их оказалось много (как он раньше не замечал?!), были они разные, за исключением двух-трех вовсе не красивые, но ему они сейчас нравились все, и каждую он хотел!

«Что за черт!» — он опять уставился на сидевшую напротив боярыню (та не выдержала все-таки, глянула на него, густо покраснела и улыбнулась, а он успел ей подмигнуть), опять перед глазами у него встал отец и ни с того, ни с сего всплыли его слова, сказанные как-то в пылу отцовского нравоучения: «Вот перевалит тебе за тридцать, взбесишься, начнешь бросаться на них, как жеребец, а опыта-то...  — не будет! Так и останешься кругами ходить, да меня вспоминать!»

«Почему именно за тридцать?! А ведь мне уж тридцать один вот-вот стукнет. Неужели прав был батя? Да не-е-ет... Что мне, Юли мало?! Нет, это просто хмель. Хотя... А почему бы ему и не быть правым? Ведь он сам все это прошел. Прочухал! И ведь ой как силен и опытен был в ЭТОМ деле! Стало быть, есть какой-то рубеж... И, может, как раз к нему-то я и подошел?»

* * *

Дальше он соображал сумбурно, потому что мозги заработали только в одном направлении. Дождавшись, когда боярыня вышла из-за стола по своим делам, он тоже поднялся, пошел следом, стараясь не потерять ее из виду в толпе слуг, нагнал где-то в плохо освещенном переходе, дернул за рукав. Она вздрогнула, остановилась, оглянулась испуганно и радостно. Он понял  — видела, знала, ждала!

—  Куда спешишь, красавица, как зовут тебя?

—  Матреной. Да зачем тебе, князь?

«Да-а, только Матрены мне не хватало. Хорошо, хоть не Фекла».

—  Красивая ты, Матрена, очень мне понравилась. Может, отойдем куда в сторонку, поговорим?

—  Ой, что ты, князь, грех какой! У меня муж сердитый, глаз с меня не спускает,  — и совсем уж неожиданно добавила,  — и пьянеет медленно.

«Аи да Матрена!»  — Дмитрий в восторге сжал ее руку:

—  Ну, это мы устроим! Кто он, где он?

—  Да рядом со мной сидит, где ж ему быть,  — Матрена усмехалась уже хитро.

—  Пойдем  — покажешь.

Вернувшись за стол, Дмитрий рассмотрел Матрениного мужа и поманил к себе Корноуха. Тот подскочил со встревоженным лицом:

—  Что, князь? Неужели пора?

—  Что пора?

—  Спать.

—  Спать? Почему?!

—  Нну-у, может, завтра выступать рано решил...

—  Тю, дурень! Слушай сюда, вон напротив сидит с рыжей бородищей. Видишь?

—  Ну!

—  Подсади к нему из своих кого покрепче, чтоб быстренько под стол его отправил. Оську-волчатника подсади.

—  Дыть...  — Корноух забегал глазами,  — Оська сидит уже... Подсаженный.

—  Как? Зачем?! А-а! Ах ты, кобель паршивый!  — Дмитрий уразумел, почему Корноуху не хотелось идти спать.  — Ну другого кого, сам сообрази! Давай-давай, шустрей!

Через минуту возле Матрениного мужа воздвигся здоровяк с такой же рыжей бородищей (этот уже новый, из Серпухова,  — отметил про себя Бобер), что-то спросил, что-то сказал, хлопнул того по плечу, чокнулся здоровенной чарой и присел рядом. Дмитрия сильно отвлекали плесковские начальники, пытавшиеся выведать его дальнейшие планы и подкатывавшиеся без перерыва с полными чарами, но он отвечал уклончиво, чокался охотно, но в вине только усы мочил (помнил, как упал в Мальборке, и держал в уме, что ему еще предстоит). Следил он и за Владимиром, наказал двум отрокам быть при нем неотлучно и в случае чего помочь добраться до постели. Вообще, он всех и все видел за столом, все замечал и чувствовал себя очень здорово, собранно, а через стол поглядывал все чаще и нетерпеливей. Много времени не прошло, когда муж Матрены начал клевать носом и трясти головой, пытаясь сесть прямо. Матрена весело стреляла глазами в Бобра, всем своим видом показывая, что скоро, что вот еще чуть, и когда новые друзья одолели еще по чаре и муж, подперев щеку кулаком, закрыл глаза и замычал негромко и жалобно, очевидно песню, она хихикнула и выскочила из-за стола.