— Ну уж... Что ж, так на все рукой и махнуть?
— Не на все. Но и обо всем подряд заботиться не след. Ни головы, ни сердца не хватит. На прицеле держать — держи, а заботиться других заставляй. Сам же на главное нацеливайся.
— На что, на главное?
— Это уж ты сам решить должен. И того держаться.
— Хха! Такое с бухты-барахты, чай, не решить... Всем миром надо... Чтобы не влететь. А?
— Конечно не с кондачка. Но и не всем миром. Своя голова на плечах должна быть. Тем более, что важных проблем, самых-самых, перед тобой немного, и все они известны. Можно сказать, что проблема и вовсе одна: укрепить Москву, а с нею, под ее началом и всю Русь. Ведь так?
— Так!
— Весь вопрос — каким способом. Дед твой премудрый своих бил, нещадно бил, даже татар водил на них, не стыдился. Для чего? Чтобы подмять, заставить исполнять единую волю, на одну упряжку работать. Можно и по-иному. Не силой, а УБЕЖДЕНИЕМ. Авторитетом церкви, — она с тобой в том заодно, — просто к здравому смыслу взывать, заставить, наконец, понять, что надо вместе в одну сторону тянуть.
— А в какую сторону-то? — Дмитрий глянул своим прстецки-веселым глазом, приоткрыл рот, ожидая...
— Известно в какую... — Данило Феофаныч усмехнулся и замолчал.
— А может; ну их к черту?! Сколько отец Алексий их убеждает — а что толку? Дед Иван сколько их бил — а что выбил? И дядя Семен, и отец! Может, плюнуть на всех, да самому потихоньку в ту сторону? Хоть медленно, зато верно.
— Э-э-э, княже, вот тут ты не прав! Один тут ни черта не сделаешь, только пупок надорвешь. Если мы, конечно, об одном говорим...
— А о чем мы говорим? — лицо у Дмитрия становилось все веселей.
— Ах ты, Господи! Насел. Ну о татарах, наверное. Или ты о другом?
Дмитрий залился счастливым смехом:
— Нет, не о другом. Но ведь это неразрешимая проблема! Как к ней подступимся? Пусть сама решается или человека будем искать?
— Сама она лет, может, через сто решится. Доживешь?
— И не подумаю! — странно ответил Дмитрий, только своим каким-то мыслям.
* * *
Он нацелился «искать человека». И вдруг!..
И ждать-то долго не пришлось. Вскоре после получения Владимирского ярлыка, при чтении у митрополита очередного послания сестренки из Литвы он услышал то, чего не чаял услышать еще очень долго:
«.. .этим летом Великий князь Олгерд, а с ним наш во-лынский князь Любарт, и еще князья галицкие и подольские, и черниговские, Олгердовичи и Кориатовичи, ходили походом на татар. И разбили их в бльшой битве на Синей Воде и прогнали, а столицу их, Ябу-городок, захватили и разорили, и дошли до самого моря фряжского, и назад вернулись с победой и большой добычей...»
Дмитрия осыпало жаром: «Вот!! Вот так номер! Литва их уже бьет! А чем же мы хуже?!!»
«...В этом походе больше всех отличился мой муж, а твой тезка, Дмитрий. Так не я от гордости думаю, так говорит князь Любарт и иные многие воеводы. Потому что он устроивал войска на Синей Воде, а дальше командовал походом, потому что князь Олгерд после битвы возвратился в Вильну и пошел на Орден...»
«Еще чуднее! Зять! Любанькин муж!! Дак его скорей сюда надо переманивать! — Дмитрий чувствовал, что вспотел, что лоб и щеки у него горят, и спохватился, — Нельзя Алексию показать!» Он проговорил бесцветным голосом:
— Кто-то уже татар бьет...
— Это их дело, — ледяным тоном осадил его Алексий.
«...все говорят, что муж мой больше всех послужил Великому князю, за что тот должен его щедро пожаловать. Только князь Великий Олгерд с пожалованиями не торопится, и мы своего удела до сих пор не имеем, а живем по-прежнему в Бобровке, под рукой князя Любарта. Мне это очень обидно, как сестре Великого князя Московского и жене князя и воеводы, столь сильно отличившегося. А как быть и куда податься, не придумаю, потому что в Литве всем распоряжается Олгерд, и без его разрешения...»
Дальше Дмитрий уже не слушал.
«Господи! Услышал ты молитвы мои! Прямо как нарочно все! Все как надо. Значит, справедливы устремления мои! И угодны тебе, Господи! Благодарю тебя!»
По окончании чтения повисла длинная пауза, которую нарушил, опять бесцветным, скучным голосом, Великий князь:
— А ведь сестренку-то обижают.
— Похоже на то, — Алексий отвернулся, смотрел в окно.
— Это тоже их дело?
— Нет, это уже и наше дело.
— То-то!
— Ну и что ты хочешь сказать?
— Надо мужа ее пригласить на службу в Москву, — и Дмитрий посмотрел на митрополита честно и весело.
«Ах ты, сморчок! И ведь возразить нечего», — Алексий, конечно, сразу все понял в наивном замысле мальчика, но в нем все было настолько логично, безупречно, что просто ничего не оставалось:
— Ну так приглашай, кто тебе запрещает. Дмитрий готов был лопнуть от радости или заплясать по палате, но неимоверным усилием сдержался, выпрямился, потушил веселье во взгляде, сделал его важным, постным, и прежним бесцветным голосом пропел:
— Хорошо, отче Алексий. Мы обдумаем твой совет. Теперь Алексию пришлось прятать улыбку: «Господи!