Забытый. Москва

—  Если ты думаешь, что я мог такое подумать про моего князя  — таки нет! Но я тоже хочу иметь перед собой свою задачу.

—  У тебя она останется прежней: содержать войско снаряженным, обутым и одетым да кормить нас грешных, посытней да повкусней.

—  Не было б отца Ипата, то не было бы в том проблемы ...

Опять весь стол грохнул хохотом, и громче всех сам монах:

—  О, чертов жид, не успеешь рта открыть, уже куском попрекает! Ты сам-то аль меньше меня того добра переводишь?

—  То сам. Что найду, то и съем, а тебе...

—  Придется тебе с той проблемой считаться, Ефим Василич,  — Дмитрий серьезнеет,  — пока войско наше невелико и угодьев для кормления нет, будешь исполнять должность дворецкого,  — и видит, как изумленно-обиженно поднял на него глаза Иоганн, и слышит шепот Любы:

—  А как же Иоганн?! Я ведь его уже поставила. Он во все вник...

«Так вот ты куда его! Потому и он под самой княгиней уселся, гусь!» — и иголочка ревности вновь кольнула Дмитрия:

—  Княгиня, да ты что?!

—  Что?  — Люба робко вскинула глаза.

—  Иоганна в дворецкие?!

—  А что?

—  С его знанием немцев, чужих обычаев, пяти языков! Да ему с посольствами придется разъезжать, Великому князю, а то и самому митрополиту в иностанных делах советовать! А ты — дворецким...

—  К тому же и мы уже не один язык знаем,  — ввернул Ефим, и все рассмеялись, Люба облегченно, Иоганн полыценно, остальные просто весело. А Дмитрий обратился к отставленному дворецкому:

—  Ты Мальборк не забыл?

—  Нет. А что?

—  Крепость тамошнюю надо вспомнить хорошенько.  — Я помню. Там три замка: Высокий внутри Среднего, самого мощного, а к Среднему примыкает Предместный, самый большой.

—  Это и я помню. А вот устройство их! Стены, башни, казематы. Где что? Из чего? Как устроены?

—  Ну-у... это сложно. Но я вспомню. Там много чего наверчено, хитро. Только зачем это тебе?

—  Ты вспомни. Даже запиши и нарисуй. Думаю, скоро пригодится.

Все всё поняли, и над столом повисла неловкая тишина, которую, заметив, сразу прервал монах:

—  И что это, князь, все ты нас расспрашиваешь? Позволь и нам тебя поспрошать. Как там наша Бобровка? Чем живет? Как тебя проводила?

С этого момента встреча свернула на воспоминания, и они долго сидели, слушая князя, Корноуха, Ефима о навсегда покинутой милой сердцу Бобровке.

На свадьбе в Коломне тесть Великого князя Московского и Владимирского Дмитрий Константинович Нижегородский был приглашен в Москву. Отдать должное обычаям, одарить новобрачных, благословить их на дружное житье в новом доме, самому получить причитающиеся подарки, обсудить и утвердить новые отношения с Москвой. Это была традиционная и официальная часть визита. Главной же практической целью его становилась возможность вытянуть из богатой Москвы какую-то (какую получится! чем больше, тем лучше!) материальную помощь.

Великокняжеский дворец в Москве был закончен строительством 1 марта 1366, к началу нового, 6874-го года, и как только Дмитрий Константинович получил о том весть, то быстро, сразу собрался к зятю.

Визит нижегородского князя был для Москвы настолько важен, что митрополит решил посоветоваться о нем с боярами основательно.

Боярская дума не была еще в то время каким-то органом (или учреждением) официальным, хотя собиралась (в уже специально отведенной для этого, «думной» палате великокняжеского дворца) довольно регулярно, не реже двух раз в неделю, для решения текущих дел. Но количество привлекаемых для «раздумья» бояр было обычно очень невелико (два-три, редко  — пять) и касалось лишь тех, чьи интересы затрагивались или в чьем ведении находился обсуждаемый вопрос.

Митрополит, уже седьмой год (после смерти Ивана Красного) тянувший на своих очень не молодых плечах двойную тяжесть и церковного, и государственного управления огромными, да к тому же еще и совершенно разными (и территориально, и этнически) областями, не имевший ни малейшей возможности ослабить внимание ни к одной из них, принужден был решать текущие вопросы весьма оперативно, для чего и установил такой порядок обсуждений и принятия решений в обеих своих думах, да  — в обеих, ибо для решения церковных дел у него была церковная дума, состоявшая из религиозных иерархов.

В светских делах он вообще часто советовался с одним только Василь Василичем, когда речь шла о внутри-княжеских заботах, или с братом Феофаном об отношениях иностранных (всегда, разумеется, в присутствии князя, чтобы тот привыкал, вникал и проникался) и принимал решение, на том и заканчивалась очередная «дума».

На сей раз (наступил последний день зимы и года, 28 февраля) были приглашены все введенные и путные бояре, оказавшиеся к тому моменту в Москве. Дело было не столько в важности обсуждавшегося вопроса, сколько в необходимости одной официальной церемонии. Предстояло ввести в думу нового ее члена, волынского князя Дмитрия Михайловича, «посадить» его на причитающееся по рангу место, выслушать княжескую волю о данных ему «кормлениях» и затвердить ее письменно особой грамотой. Такие церемонии проводились в присутствии всех, имеющих доступ в думу, бояр.

2

Зять любит взять, а тесть любит честь.