Забытый. Москва

—  Что ж ты?! Как воюешь, командир? Похоже, раньше-то и не пробовал никогда. Или воевал? Старший все-таки.

Мужик тупо молчал. Он все никак не мог вникнуть: никого не убили, баб не насилуют, и мытники вольно стоят рядом с этим безбородым и вроде как ухмыляются даже...

—  Ну, воевать не можешь  — ладно (мужик покривился). Но как же ты Москве весть подашь, Князева надежа? Вот я вас всех тут сейчас переловлю, передавлю как мух, да и дальше. И до самой Москвы! И как?!

—  Ну, всех-то, положим, не переловишь,  — прорезался, наконец, бородач.

—  Всех может, он колдун,  — весело воткнул Константин.

—  Да уж, не прост,  — тяжело вздохнул детина.

—  Как зовут-то?

—  Васильем.

—  Тупяк у него прозвище,  — проговорил старший мытник.

—  За что так?

—  За то, что напролом всегда, только на силищу свою надеется. На медведя без рогатины ходит.

—  Неужели?! Это как же?

—  А так. Обнимает и шею скручивает, и весь сказ. Дмитрий обалдело уставился на необъятные плечи мужика:

—  Правду говорит?

Тот только ухмыльнулся криво.

—  Ну-ка развяжите его. Слушай, Тупяк, будь я твой князь, сидел бы ты у меня на скотном дворе, рога быкам ломал для потехи. Или на цепи, вместо медведя. Командиру заставы надо не медведям шеи крутить, а на своей шее что-то путное носить (мытники оскорбительно заржали). Ты не вздумай шум поднимать. Я действительно к князю Московскому на службу еду. Я ему  — зять! У Тупяка, да и у всех мытников, отвисли челюсти.

—  Чтобы такого безобразия я у тебя больше никогда не увидел. Все перемени! Сам знаешь или подсказать?

Тупяк, когда его развязали, даже не переменил позы, а тут только чуть пожал плечами.

—  Заставу перенеси в лес, не каждый туда должен дорогу знать. Но и не далеко, чтобы мытники в случае чего успели укрыться. Вода чтоб была внутри забора (родник, колодец) обязательно! Я вижу  — тут у тебя нет ни рожна. Воякам своим брюхи подбери  — срам! Мыт чтобы пуще глаза берегли, а не «на содержание заставы» (мытники одобрительно загудели). Дозоры расставь поприщ на десять в смоленскую сторону, чтоб раньше всех обо всем знать. Вот тогда ты будешь сторож! Кто у тебя воевода?

—  Струков Михаила, воевода князь-Владимира.

—  Отвечай, возмешься за дело, или пожаловаться на тебя?

—  Ты не пожалуешься, эти разболтают,  — Тупяк безнадежно махнул рукой на мытников,  — мне теперь только зад подставляй...

—  У меня болтунов нет. Да и среди мытников ваших я баб не заметил,  — Дмитрий значительно взглянул на мытников  — те перестали улыбаться и приосанились.

—  Что ж, коли обойдется... мне никто никогда два раза не наказывал.

—  Посмотрим. А теперь угости обедом.

—  Дыть, князь... На такую ораву...  — Тупяк тряс головой, все еще приходя в себя.

—  Ну, можно подумать... И погреб у тебя, конечно, совсем пустой. Коли с каждого по пяти рублев «на содержание»...

—  Да не с каждого!  — с разнесчастным видом развел руками хозяин.  — Много вас.

—  Да ты меня хоть со старшими моими угости.

—  Ну, о вас какой разговор!  — Тупяк вмиг повеселел, обернулся к своим,  — А ну давай, мужики, мечи из заднего погреба.

Те вытаращили глаза (Дмитрий заметил и смекнул: погреб, видать, был не для всех) и без звука кинулись выполнять.

За столом, уставленном так густо, что лишней миски не воткнуть, отхлебнув душистого московского меда, отведав икры, вязиги и копченой гусятины, волынцы мигом разговорились и подружились со сторожами.

—  А что ж на Волынщине, знать, не сладко, коль к Москве потянулись?

—  Ну, нам-то вовсе неплохо жилось. Да за князя нашего обидно. Знаете  — каков?!  — и дружинники пригибали головы и понижали голос.  — Под землей видит! Колдун!

—  Ну-у-у !  — отворяли рот слегка захмелевшие сторожа.

—  Вот вам и «ну»! Сами видели, как он старшого вашего... Да это что! Каков воевода! Немцев бил! Татар разбил! Про поляков уж и говорить нечего, он их за людей не считает.

—  Татар?!!

—  Татар!

—  Что-то, брат, ты загибаешь...

—  Да вы что, про Синюю Воду не слыхали?!

—  Про Синюю слыхали, так ведь это когда было?

—  Три года как.

—  Дак ведь и командовал там этот главный ваш, как его?..

—  Знамо, главный. Да наш-то командовал как раз тем флангом, который татар переломил и погнал!

—  А из вас был там кто?

—  Все до единого.

—  Ух ты!  — сторожа по-новому взглядывают на своих гостей: с уважением и завистью.

—  Потому мы за ним и пошли  — с ним не пропадешь. Умница, храбрец! Своих в обиду ни за что не даст! и того...

—  Чего?!

— Ну... колдун...  — рассказчик переходит на шепот,  — глаз у него тяжелый и вообще...

—  Так чего ж он с Волыни-то подался?

—  С Олгердом, Великим князем, чего-то не поделил. По нашему разумению, тот побаиваться нашего стал, ревновать. Придираться начал, прижимать. Вот наш и решил сюда, к шурину.

—  Да, к Москве ноне многие тянутся. И всякому находятся привет и место. Не хватает народу. Самого бедного мужика бояре наши привечают. А уж такого филина, как ваш, князю нашему во как надобно! Как он нас скрутил  — я и понять ничего не успел!

—  На это он мастер.

—  Наш-то князь, вишь, молод очень. Ему бы таких воевод побольше. Ведь прут и грозят со всех сторон!