Забытый. Москва

—  Посмотрим. Но в какую сторону все-таки он гнет? Понравится ли ему, что мы с тобой задумали?

—  Не могу сказать тебе, сыне. Ведь о таких делах спрашивать не станешь. Да еще я (кто я такой?), да еще у кого! Тут тебе узнавать и понимать. Но не забывай: изначально отцы церкви должны тишину нести. Мирить, утешать, справедливость блюсти. Мне кажется  — упор у него как раз на это. Навидался, натерпелся он свар. Да еще меж своими же. Зачем тут сильное войско? Тут уговаривать да мирить без конца надо, а войско... Против кого? Только если против татар. А об этом он, кажется, и помыслить пока не смеет. Не только потому, что слаба Москва против Орды, безнадежно слаба. Татары  — это кара Божья, которую надо терпеть (прямо по Библии!) как Навуходоносора, терпеть и ждать. И не рыпаться! Так что задумки наши ему не только неинтересными, а еще, может, и вредными могут показаться. Зато князь за них ухватился! Вцепился! Обеими руками! Как он при мне Любу пытал насчет наших войн! Х-ха! Мне влезть нельзя, он меня смиренным иноком считает (ну и пусть пока!), а она-то толком рассказать не может. Смех и грех! Но Люба (ох, умница!) и что могла не сказала, рукой так (небрежно!) махнула: что там татары, вон полону приволокли тысяч пять, вместе с гаремом, а уж как там и что  — муж приедет, сам тебе все обскажет, толком. Князя аж пот прошиб, то ли от зависти, то ли от удовольствия.

«Ах ты, лапа моя! Добрый ты мой домовой, берегиня! Этак-то мы с тобой многое сможем».

—  Ну, а как они вообще-то меж собой? Официально или просто? Как он к ней?

—  О-о! Лучше не надо! Она все беспокоилась дорогой: как там братик, да какой он теперь...

Она ведь его шестилетним помнила. А тут скатился с крыльца верзила в сажень ростом и к ней: Сестренка! Какая ты маленькая стала! Расцеловал в обе щеки (она и не узнала его, поди), схватил под бока и, как соломинку,  — рраз! вверх!  — она на весь кремль взвизгнула! Вот тебе и встреча, вот тебе и Великий князь, Московский и Владимирский.

—  Неужто Любу  — и подбросил?

—  Как ребенка!

—  Здоров, значит.

—  Не то слово! Такой пердушок — любо-дорого посмотреть! Даром что пятнадцать лет. Рука с твою ногу, а нога...  — монах махнул рукой.

—  В кого? Говорят, дед его Иван хлипкий был, невзрачный.

—  Зато отец здоровяк. И красавец. В него, наверное... а скорей всего  — в мать. Мощная бабища была, говорят. Конь с я.....!

— Да?!

—  Вот посмотришь на всех Вельяминовых. Все  — амбалы! Что мужики, что бабы.

—  Хм! Ну ладно, отче... Стало быть  — все хорошо?

—  Лучше не придумаешь! Так что куй железо, пока горячо.

—  Куй... А как? С чего начать-то? С какого конца взяться? Я всю дорогу себе голову ломал. Все мозги набекрень! Своих только гонять? Невелико войско. Сколько он мне поместий в кормление даст?

—  Ну, с Бобровкой не сравнить!

—  Ну пусть и не сравнить. Не в этом дело. Тут в принципе суть! Ну будет у меня полк, по-нашему сбитый. Ну два! Ну пять!! Но остальное-то войско  — другое! По-другому скомплектованное и обученное. Воспитанное по-другому! А это ведь, отче, нас с тобой не устроит. А?..

—  Меня-то бы и браги ковш устроил. Но я понимаю, о чем ты. Не робей! Думаю, и свои полки строить надо, и на других давить. Тут через князя! И ничего тут сверхъестественного нет, все выполнимо. Только работы, конечно... Выше головы. Справишься ли? От тебя все будет зависеть.

—  А ты как считаешь, справлюсь?

—  Дыть ведь тебя только завести надо. Я как лыцаря того вспоминаю, так думаю  — сможешь! Все, что захочешь — сможешь!

—  Хм! Но ведь тут мы в чужой монастырь со своим уставом... Дров бы не наломать. Ведь они тут крепко, смотрю, сидят. Богатые все, черти! И много их. Я по строительству сужу. Размах какой! Силищи, средств сколько! Сильные на Москве бояре. И у каждого своя дружина, свои порядки. Попробуй, сунься ему указывать. А?