Забытый прародитель человечества

В руке своей он держит
Булаву о ста шишках,
Ста острых гранях…^{80}

В «Вендидате», как отмечает И. С. Брагинский, Митра называется божеством нив и пастбищ. Хоть в мифологии иранцев Митра не является их предком, однако специалисты отмечают, что первоначальной его ролью в религиозном сознании индоиранских племен было олицетворение как договора, так и основанной на нем человеческой общины: «Таким образом, видимо, древнейшее значение Митры можно определить как понятие общины (может быть, племени) и одухотворение, исходя из общих принципов индоевропейского мировоззрения, этого понятия»^{81}. Вместе с Рашну и Сраошей Митра выступает судьей над душами мертвых на мосту Чинват^{82}, что указывает на наличие у него черт владыки загробного мира. В пользу существования в иранской мифологии божества, соотносимого с греческим Орионом или армянским Хайком, говорят большая роль собаки в представлениях о загробном мире, которая будет рассмотрена нами в соответствующей главе, и значимая функция пояса — двух атрибутов, достаточно тесно связанных с образом небесного охотника.

В манихействе — синкретической религии, созданной в III в. н. э. иранским религиозным реформатором Мани на основе собственно древнеиранских верований, христианства, буддизма и гностических учений, — Митре отводится роль Живого Духа или творца. После того как Князь Тьмы предпринял наступление на царство Света и поглотил Первочеловека, Отец Света вызывает Живого Духа, или Михр-йазд (бог Митра). Митра смело устремился на демонов тьмы и из их шкур создал десять небес, из костей — горы, а из мяса и испражнений — земли. Результатом этой победы стало также устроение зодиака и планет: «Внутри зодиака он сковал тех демонов тьмы, которые были самыми ужасными, порочными и непокорными. <.. > Двенадцать созвездий и семь планет назначили правителями всего Смешанного Мира…» Однако эта победа еще не была окончательной, тьма еще продолжает удерживать элементы света, и, согласно манихейской эсхатологии, завершающую победу над пей одержит Третий Посланец, который также именуется Михр-йазд — «бог Митра»^{83}. Кроме того, обращает на себя внимание и тот факт, что Живой Дух манихеев вызывает пятерых сыновей^{84}, а это число также соотносилось с созвездием Орион в других традициях.

Кроме того, в Авесте упоминается лучник Тиштрийа, имя которого происходит от и.-е. tri-striios — «относящийся к созвездию из трех звезд», т. е. Пояса Ориона. Несмотря на это недвусмысленное указание, данный персонаж в иранской мифологии соотносится с Сириусом. В посвященном ему Яште рассказывается, как он, поочередно принимая облики юноши, быка и коня, одерживает победу над демоном засухи Апаошей, в результате чего начинается благотворный дождь. Поскольку приручение коня произошло относительно поздно, даже по сравнению приручения собаки, изображение Сириуса в виде коня в иранской мифологии следует считать достаточно поздним явлением. Следует также отметить определенный параллелизм в излиянии животворящей небесной влаги, в митраизме происходящей в результате убийства Митрой быка, а в зороастризме — в результате победы Типггрийи над демоном засухи, также, в частности, принимавшем обличие быка. Подобный параллелизм может говорить о развитии обоих сюжетов из единого первоисточника. Как уже отмечалось, убийство быков категорически отвергалось Заратуштрой и считалось им богопротивным делом. Интересно отметить, что лук Типггрийи считался орудием судьбы, что отдаленно роднит его с луком Хайка. Кроме того, в индийской мифологии также фигурирует божественный стрелок Тишья, имя которого восходит к тому же словосочетанию, что и Тиштрийя. Все это дает основание говорить, что образ божественного лучника, изначально связанного с созвездием Орион, восходит к индоиранской общности. Что же касается отклонений от рассмотренных выше индоевропейских параллелей, и в первую очередь замены Ориона на Сириус, то специалистами высказывались предположения о влиянии на иранский миф египетских или месопотамских представлений^{85}. В древнеперсидском календаре, год в котором начинался со дня весеннего равноденствия, четвертый месяц, согласно реконструкции В. А. Лившица, был посвящен Тиштрийи, а седьмой — Митре^{86}. Таким образом, и в Иране месяцы, посвященные двум этим мифологическим персонажам, отмечали примерно такой же временной промежуток, что в Греции, согласно Гесиоду, отмечало созвездие небесного охотника.