Сейчас он дрогнет и поедет,а ты один на весь вагонв смещенье суток и поэтики с целым городом вдогон.Поджавши губы, сдвинув брови,ты стянешь шапку с головы.Твоя щека с пейзажем вровеньи бледен ты до синевы.Два затененных карих окаи два расширенных зрачка,теней туманных поволокада мокрый мех воротника.И вызывающе тонкатвоя холодная рука.Вбирает время поезд, бредит,сейчас он дрогнет и поедет,в сварном вокзале тишина,и аура ее, странна,как муха, бьется о заклепки.И ты один в цветной коробке,а ночь страдальчески тесна.12. Акварель
В червленом золоте волосона является, актерка,ей брызгая в лицо, моторкалетит как бы в причине слёз.Она в шарлаховой листвекакой-то ищет лист багряный,какой-то алый или рдяный,неспешно двигаясь к Неве.В румянце быстром щек живых,в лихой малиновой помадеона сейчас придет к оградепо древним плитам мостовых.По розовым холодным плитам,верша размеренный шажок,она проносит свой сердитый,свой киноварный сапожок.«Когда отмотает пространство...»
* * *Когда отмотает пространство свой срок переулкусквозь метеосводки,художник напишет пустые бутылки да булку,поэт адресует балладу и оду селедке.Час в час заключен наподобие шара из кости,матрешки Китая.И в зимние двери стучатся осенние гости,а ты открываешь окно, омывая в нем горсти,в тумане витая.Холсты простоваты, бумажные розы беспечны,все кисти невинны,но все остановки в конечном итоге конечны,а дни именинны.«Эти красные чернила...»
* * *Эти красные чернила, королевские чернила,те, которыми учитель разрисовывал тетрадь,от которых буквы, ёжась, догорают угольками,эти красные чернила императорских посланий,августейших изъявлений, на особицу заметок,необычных указаний, излияний наугад,эти красные чернила ужасающих расписок,сделки бартерной, где Брокен — место действия и время;извини мой драгоценный, что китайской кошенильюзавалявшейся на счастье неиссохшей авторучки(полуграмотный наставник или меченый ответчик?)я пишу тебе письмо.ДИАЛОГ
(«Что там за гарь, Агарь?..»)
* * *