Забывший имя Луны

Разложив вещи, Кешка выгреб из каморы весь скопившийся там мусор, вымыл полы (Валек и Васек изумленно таращились на него, но послушно поднимали ноги, пересаживались и даже таскали с место на место спальные принадлежности, разложенные на полу), и вплотную занялся вопросом отопления. В одной комнате батарея почти не грела (видимо, из-за скопившейся где-то окалины), а в другой – грела нормально, но само отопление часто отключали из-за аварий. Подумав немного, Кешка обошел все знакомые ему помойки и нашел-таки бочку с дверцей и трубой, из тех, которые строители используют для разогрева вара. Почти два дня Кешка прожигал ее там же на помойке, для того, чтобы сжечь остатки вара и избавиться от душного смоляного запаха. Затем притащил печку в камору, поставил у окна и вывел трубу в форточку, заделав щели жестью, тряпками и остатками вара. Обитатели каморы глухо заворчали, но ужасного вида печка так уютно потрескивала и создавала такое живое и трепетное тепло, что какие-то первобытные чувства взыграли во всех насельниках (кроме Млыги, который грязно ругался, но в одиночку не мог ничего сделать), и печка получила свои права. Тимоти перестал жечь костры в ванной и с удовольствием щепил на растопку приносимые Кешкой доски . Кешка, приободрившийся и посвежевший, перестал страдать расстройством желудка, смастерил простенькие веревочные силки, ловил на задворках хлебозавода наглых жирных голубей, и запекал их своим особым способом на углях в печке или в духовке. Поначалу все отказывались от непривычного угощения, а Тимоти даже пугал Кешку какой-то страшной болезнью, переносимой голубями, но постепенно вкусные ароматы и тот первобытный азарт, с которым Кешка обсасывал голубиные косточки, растопили лед недоверия и все, кроме Поляка, стали использовать жареных голубей в качестве экзотической закуски.

Вообще к еде Кешка тоже относился весьма серьезно. Большинство жителей каморы питались чем придется, практически ничего не готовили, и более-менее ревниво относились только к выпивке. Кешка в корне изменил эту ситуацию. По его просьбе Тимоти закупил две больших кастрюли (Кешка просил котелки, но Тимоти разумно проявил самостоятельность), половник, разной крупы, и постного масла. Каждое утро теперь Кешка разжигал плиту и варил кастрюлю каши, потом съедал свою долю, а остальное укутывал в ватник и оставлял томиться в условленном месте.

Сначала все опять же смеялись над Кешкой, а Млыга злобно утверждал, что даже воспитательницам в яслях не удавалось заставить его есть кашку. Первыми сломались Валек и Васек. Они завели себе огромные миски, которые никогда не мыли, мешали в них кашу с мясными консервами, и лопали от души, так, что за ушами трещало. Кешка нарадоваться не мог, глядя, как они, урча и чавкая, поедают его стряпню. Хвалить и благодарить Валек и Васек не умели, но выражали свое одобрение, предлагая Кешке различные консервы на выбор. Но Кешка есть консервы почему-то не мог. Сам не знал, в чем тут дело – не лезло и все. Васек и Валек взялись было обижаться и заводиться, но умница-Тимоти успокоил их, вспомнив, что у него в детстве была кошка, которая консервы тоже не ела, и вообще нормальные звери консервы не жрут, а поскольку Придурок всего лишь наполовину человек, то это не его вина, если его звериная половина… Валек и Васек рассуждений Тимоти не дослушали, но остыли.

Подумав, Кешка как мог объяснил Ваську (из них двоих он казался посмышленей и лучше понимал Кешку), что если они принесут нормальное мясо или рыбу и лук, то он, Кешка, берется их приготовить и будет еще вкуснее, чем каша. Валек и Васек тутже воодушевились и в этот же день к вечеру приволокли все сразу, присовокупив, по совету Бояна, целый набор всяких специй. Кешка вывесил рыбу за окно и тутже взялся за мясо. Валек и Васек уселись в кухне у стола, поставив на него толстые локти, и с детской непосредственностью наблюдали за всеми действиями Кешки, которые, вроде бы, были для них в диковинку. (Оба они были из трудных подростков, семьи как таковой никогда не имели, с детства болтались на улице, познакомились между собой в колонии для несовершеннолетних, и с тех пор были неразлучны).

Кешка обжарил мясо на углях в печурке, потом задумчиво сжевал приличный полусырой кусок, прикидывая дальнейшие действия.

– Сковородник тебе в хозяйство надо, – посоветовал зашедший полюбопытствовать Боян.

– Да, сковорода, – согласился Кешка, разом вспомнив и само слово, и его значение.

– Завтра принесу, – с напускным безразличием откликнулся из комнаты Тимоти, вроде бы не интересующийся хозяйственной деятельностью Кешки.

В этот раз мясо получилось как бы тушеным, но пахло печкой, углями, жареным луком и травами (большинство приправ были Кешке незнакомы, и он экономно и аккуратно насыпал по чуть-чуть из каждого пакетика).